Фелишберта улыбается клиентке – строго одетой женщине, лет на десять всего моложе ее самой. Потом протягивает руку и включает старый черный радиоприемник, который тут же начинает трещать и скрежетать.

– Это особенное радио, – отвечает Фелишберта на удивленный взгляд клиентки. – Однажды в него ударила молния, и с тех пор духи предков говорят со мной через него на понятном мне языке. Можешь задавать свои вопросы.

Клиентка в упор смотрит на Фелишберту.

– Я так и думала, что это ты его сперла, бесстыжая ты девка, – сердито говорит она, решительно вставая со стула. – А я, как дура, все эти годы…

– Не пойду! – говорит Соня и крепче вжимается в сиденье старомодного кожаного кресла на колесиках. – Если дядя со мной не пойдет, я тоже никуда не пойду!

– Ну Соня, ну как я могу с тобой пойти? – раздраженно спрашивает дядя Фернанду, который вот уже пятнадцать минут пытается повязать синий галстук в веселенькую розовую и грязно-оранжевую полосочку. – Мне на работу пора! Вот сейчас сеньор Витор все распродаст и уедет, а завтра у него выходной, так и будем сидеть два дня без хлеба!

– Не пойду! – заявляет Соня и вместе с креслом поворачивается к дяде спиной.

– Соня, – дядя Фернанду с напряженным выражением лица колдует над галстуком, – я тебе что ска… ЧЕРТ! – кричит он, обнаружив, что повязал галстук этикеткой наружу. – Черт, черт, черт, вы что, сговорились, что ли, сегодня испортить мне день?!!

Синий в полосочку галстук никак не реагирует на дядину вспышку, зато из-за высокой кожаной спинки начинают доноситься звуки, от которых у дяди Фернанду всегда слабеют руки и подскакивает давление.

Дядя берется за кресло и решительно разворачивает его лицом к себе. Соня скорчилась на сиденье и рыдает, уткнувшись лицом в подлокотник.

– Сониня, девочка, что случилось? – жалобно спрашивает дядя Фернанду, присаживаясь рядом с ней на корточки. – Ну если тебе так не хочется, то не ходи, бог с ним, с хлебом, я с работы булочек принесу…

– Яневыйдуоднаиздооооооооооома, – гудит Соня. – Он стоит за дверью, я знаю!

Дядя Фернанду морщит лицо, как будто сам собирается заплакать, но его голос подчеркнуто спокоен:

– Кто стоит за дверью, Соня?

– Этот, – Соня судорожно всхлипывает. – Черный! В черной шляпе!

– Никого там нет. – Дядя подходит к входной двери и смотрит в глазок. – Если не веришь, давай откроем и выглянем вместе. Хочешь?

Соня трясет головой, разбрызгивая слезы.

– Трусиха ты! – говорит дядя Фернанду и распахивает дверь.

Соня с визгом скатывается с кресла и мгновенно запирается в ванной. Дядя Фернанду закрывает входную дверь, тяжело плюхается на Сонино место и обхватывает голову руками.

* * *

– Сониня, я пошел! – полчаса спустя кричит дядя Фернанду в сторону Сониной комнаты. – Не валяйся на кровати и не смотри долго телевизор, а то у тебя и так уже голова квадратная!

– Это у тебя голова квадратная! – с притворной обидой вопит Соня. – Не забудь булочки!

Дядя Фернанду выходит из квартиры и хлопает дверью. Щелкает английский замок.

Дядя отходит в темный угол рядом с лифтом, где его не видно через глазок, достает из портфеля мятую черную шляпу с приклеенными к ней грязно-седыми длинными волосами, черные круглые очки с почти непрозрачными стеклами и белый шарф, измазанный чем-то красным. Надевает шляпу, цепляет очки и заматывает нижнюю половину лица шарфом. После этого слегка откручивает лампочку над дверью, так что лестничная клетка погружается в полумрак, несколько раз требовательно нажимает кнопку звонка и ждет.

Через пару секунд в прихожей звучат легкие шаги.

– Кто там? – неуверенно спрашивает Сонин голос.

Дядя Фернанду подходит вплотную к двери и шипит:

– Наконец-то ты одна, девочка! Открывай, быстро! Открывай, кому говорю!

За дверью раздается страшный, раздирающий уши визг, потом топот и хлопок: Соня опять заперлась в ванной.

Дядя Фернанду снимает шляпу, шарф и очки и прячет все это в портфель. Ему страшно жаль бедную Соню, но он уговаривает себя, что делает это для ее же блага. Пусть лучше девочка лишний раз испугается и никуда не пойдет, чем будет бесстрашно разгуливать по улицам и однажды вляпается в настоящие неприятности.

«В воскресенье свожу ее в аквапарк, чтобы снять стресс», – думает дядя Фернанду, выходя из дома через черный ход.

* * *

Соня откашливается. Ну вот, довизжалась. Теперь горло болит.

Она идет на кухню и зажигает огонь под чайником. Потом ставит на стол зеркало на ножке, из своего тайника между двумя кастрюлями, которыми дядя Фернанду никогда не пользуется, достает косметичку и начинает красить ресницы.

«Как все-таки мило с дядиной стороны, – думает Соня, – быть таким предсказуемым…»

Она докрашивает правый глаз и смотрит на часы. Половина шестого. Через полчаса дядя позвонит ей с работы – узнать, все ли в порядке. Соня расскажет ему про «черного-в-шляпе», дядя заявит, что ей все показалось, Соня на него обидится, дядя попросит прощения и пообещает свозить ее в воскресенье в аквапарк, потом Соня скажет, что от страха у нее разболелась голова, а дядя посоветует ей закрыть жалюзи и отдохнуть. После этого можно смело идти гулять: дядя теперь позвонит только утром, чтобы разбудить ее в школу.

Соня показывает язык своему отражению в зеркале и принимается за левый глаз.

* * *

На пустой площадке перед лифтом царит гулкая тишина. От густой тени в углу отделяется большое темное пятно и бесшумно скользит по стене. Пятно антропоморфное, но какое-то размытое. Четко видны только очертания круглой шляпы с узкими полями.

Пятно доползает до Сониной двери и сливается с косяком.

Оно уже давно ждет. Может подождать еще немножко.

– …я все время на них наступаю, а они от этого пачкаются и портятся, и мне приходится их все время поддергивать, особенно когда спускаюсь по лестнице. Или поднимаюсь. Когда поднимаюсь – вообще беда, хоть поддергивай, хоть не поддергивай…

Тьягу бубнит обиженно и монотонно, как пчелка-«музыкантик». Соня в детстве часто ловила музыкантиков и часами таскала их в кулаке. Музыкантики смешно щекотали ладонь, а Соня жмурилась от удовольствия и время от времени подносила кулак к уху, чтобы послушать басовитое жужжание.

Соня перестала ловить музыкантиков после того, как случайно промахнулась и поймала настоящую пчелу. Жало пришлось выковыривать иголкой, и с тех пор у Сони на самой середине ладони – ямка.

– …а ты: «Ах, короткие брюки неприлично», а я, значит, ходи и пол штанинами подметай! И я еще понимаю, ты бы честно сказала – мол, лень подшивать. Так нет же…