Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Проведя опрос своих русскоязычных знакомых с маленькими детьми, я обнаружила: каждая семья с утраченным русским языком отличается от другой – как, согласно Толстому, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему. Сказать однозначно, что кто-то преуспел, а кто-то проиграл, нельзя. Разные факторы влияют на процесс, и нет чётких критериев успеха на этом поприще, как нет и однозначного толкования понятия «образцовый билингв». Ибо что считать победой? Допустим, ребёнок хорошо говорит и понимает по-русски. Замечательно, но ведь другой, кроме этого, может по-русски читать и даже писать. А что именно он читает: вывески на улицах или романы Толстого? Пишет бабушке по скайпу или умеет вести деловую переписку? Как сравнить беглость, словарный запас и разнообразие грамматических конструкций разных детей, которые в принципе по-русски говорят? Есть ли у них иностранный акцент? Смогут ли они получить работу с использованием русского языка? Сойдут за своих в разговоре с русскими? Понимают ли они шутки и крылатые выражения, знают ли сленг? И если ответ на любой из этих вопросов «нет», следует ли это считать поражением?
Хочу поделиться несколькими историями подобных лингвистических экспериментов (ввиду вышесказанного у меня язык не поворачивается назвать их историями успеха или провала). Надо отметить, что большинство детей, о которых идёт речь, ещё не достигли и десятилетнего возраста, поэтому принимать собственных независимых решений, связанных с изучением русского языка, не могут.
Марина из России. Муж-англичанин хорошо говорит и понимает по-русски, несколько лет жил и работал в России, поэтому девушка сразу установила правило: дома говорим только по-русски. Папа-иностранец, не исключённый из семейного общения ввиду незнания языка жены, всегда большое подспорье. В связи с относительной близостью Лондона к Москве, родному городу мамы, и частыми командировками Марины на историческую родину мальчики несколько раз в году видятся с бабушкой, дедушкой и другими членами семьи. Те, в свою очередь, приезжают в гости, разговоры по скайпу практически ежедневные, и в результате перед поступлением в школу оба мальчика вполне прилично говорили по-русски.
Надежда из Латвии. Будучи квалифицированным преподавателем иностранных языков и лингвистом от природы (свободно говорит на четырёх языках – русском, латышском, английском и португальском, также неплохо знает польский и шведский), молодая мама приложила все усилия, чтобы её дети от мужа-бразильца росли трёхъязычными. Для того, чтобы её старшая дочь общалась с бабушкой по-русски, понадобились не только визиты бабушки, но и посещение русского детского сада три раза в неделю, горы книг на русском языке и сильная мотивация мамы, которая поставила цель и методично шла к ней. Дочь, не будучи, по определению Нади, природным лингвистом, к семи годам довольно хорошо говорит по-русски, свободно общается и по-английски. Португальский, для овладения которым не было приложено столько усилий – слабое звено. Дочь понимает отца, но объясняется по-португальски с трудом, ввиду ограниченного словарного запаса. По мнению Нади, главным фактором успеха стало то, что девочка никогда не ходила в английский детский сад и не имела англоговорящих нянь, а до школы воспитывалась исключительно мамой.
В другой семье с аналогичными стартовыми условиями (мама русская из Литвы, папа из Португалии, между собой родители говорят по-английски) старшая дочь намного лучше говорит по-португальски просто потому, что проводила большую часть времени с папой, в то время как мама занималась карьерой. При этом папа оказался достаточно разговорчивым.
В ещё одной трёхъязычной семье (мама русская из Латвии, папа из Бразилии), решающую роль сыграла бабушка, живущая с семьёй дочери. Бабушки, которые занимаются воспитанием внуков, имеют неоспоримое преимущество в определении детских лингвистических приоритетов: у них много свободного времени, они любят поговорить и при этом не знают английского языка, поэтому отвечать им на более удобном английском бессмысленно. В этом случае девочка до школы тоже не ходила ни в какие детские сады, воспитывалась исключительно мамой и бабушкой, и для неё самым слабым звеном оказался английский. Что, впрочем, никого не беспокоило, потому что очень трудно не заговорить по-английски, обучаясь в английской школе. Я была поражена, насколько хороших результатов достигли две женщины в этом случае, а мама скромно пояснила, что девочка – болтушка от природы, обожает общаться и, будь в их окружении больше англичан, она, вполне возможно, так же бойко тараторила бы по-английски.
Ирина из Эстонии. Тоже прирождённый лингвист (владеет русским, эстонским, английским, немецким), но английский стал её основным языком общения задолго до рождения детей, поскольку Ирина и высшее образование получала в Англии, и карьеру строила на английском. Муж-немец не знает русского языка, за исключением нескольких расхожих слов и фраз. Начав говорить с детьми по-русски, Ирина переключилась на английский, когда дети выразили явное предпочтение этому языку. Отчасти потому, что побоялась потерять контакт с детьми, которые, как ей казалось, не понимают, когда мама говорит по-русски, отчасти потому, что английский стал для неё самой таким же родным, как русский. Когда дети перестали использовать русский вообще, бабушка отказалась с ними оставаться, потому что не может с ними договориться. Ирина начала возить детей в русскую школу по выходным, но занятия раз в неделю без других поддерживающих факторов восстановить русский язык не смогли.
Гульнара из Узбекистана. Сама преподаватель иностранных языков и носитель французского, узбекского, русского и английского, она вывезла дочь из Узбекистана в пятилетнем возрасте. То есть, русский язык был для девочки родным, как и для её младшего брата. В семье с детьми продолжали говорить по-русски, родители общались между собой на русском, мама со временем стала преподавать его иностранцам, и не было никаких причин утратить родной язык. Однако девочка-подросток сделала выбор в пользу английского и отказалась отвечать родителям по-русски. По счастью, это решение не стало окончательным, потому что в возрасте четырнадцати лет она внезапно осознала, что сдать экзамен по русскому языку будет намного легче, чем любой другой, и пришла к маме с предложением подготовить её к экзамену. Этот случай наглядно свидетельствует о том, что в ситуации с уровнем русского языка ничто не является однозначным и окончательным. Ситуация почти полного провала сменилась быстрым взлётом, и ещё неизвестно, какие решения девочка примет в будущем.
Оксана из Восточной Украины, тоже преподаватель русского языка в Лондоне. Обе дочери родились в Англии, у папы русский родной, дома говорят по-русски, с бабушками общение тоже на русском. Опять же, достигнув подросткового возраста, девочки говорить по-русски отказались. Мать с отцом продолжают обращаться к ним на русском, девочки отвечают по-английски. Им так проще и удобнее. Не надо ломать голову и искать подходящие слова. Не надо выслушивать замечания по поводу выбора грамматических конструкций. А мама прекрасно понимает по-английски. Но этот номер не проходит с бабушками. Оксана отмечает, что после каждых летних каникул, проведённых в Украине, русский язык девочек совершает огромный скачок.
Юлия из России. По образованию русист и переводчик с английского языка, в Лондоне также преподаёт русский. Как профессионал, она считает, что в этом деле нужна такая же дисциплина, как и в любом другом, это касается и обучения собственных чад. Характер у мамы строгий, поэтому русский язык в доме изучается серьёзно и системно, с выполнением упражнений и внедрением новых слов. Дети посещают русскую школу по субботам, два раза в неделю выполняют домашнее задание и готовятся сдавать школьные выпускные экзамены по русскому языку. У ближневосточного папы намного более расслабленный подход к изучению арабского, соответственно и арабский