— Ни истязания, ни увечья, ни убийства их не тревожат нимало, — повторял ботаник Уолтер Фолк, словно ему невдомек было, на какие злодеяния может толкнуть корысть. — Все эти ужасы они воспринимают как нечто совершенно естественное.

— Я не смог дослушать до конца показания Симбада, — признался Генри Филгалд. — Замутило так, что едва успел выйти.

— Вы ведь читали весь свод документов, подготовленных Мининделом, — напомнил Роджер. — И полагали, следовательно, что разоблачения Салданьи Рока и Харденбёрга — чистый вымысел?

— Не вымысел, — отвечал Фолк. — Преувеличение.

— Если таков был аперитив, любопытно, чем угостят нас в Путумайо, — сказал Луис Барнз.

— Полагаю, они приняли меры, — предположил ботаник. — И действительность будет сильно подмазана и напудрена.

Беседу прервал консул, позвавший их обедать. Но за столом он один отдавал должное рыбе-бешенке, запеченной в маисовых листьях, — все прочие лишь едва прикоснулись к еде. Сидели молча, еще не отойдя от впечатлений, произведенных недавними беседами.

— Это путешествие будет подобно схождению в преисподнюю, — предрек Симор Белл, вновь присоединившийся к остальным. И повернулся к Роджеру: — Вы ведь однажды уже прошли через это. И остались живы.

— Еле. Еле жив. Мои раны долго не заживали, — пробормотал Роджер.

— Не преувеличивайте, джентльмены, — попытался приободрить их консул, продолжая с аппетитом есть. — Хорошая лоретанская сиеста — и вам сразу станет лучше. Помяните мое слово — с властями и с владельцами „Перувиан Амазон компани“ дело иметь будет приятней, нежели с этими неграми.

Но Роджер не стал отдыхать после обеда. Устроившись за маленьким столом в спальне, он занес в дневник все, что осталось в памяти от разговора с Эпонимом Кэмблом, и сделал резюме свидетельств, полученных членами комиссии от двух его товарищей. На отдельном листке записал вопросы, которые собирался задать префекту Рею Ламе и управляющему компанией Пабло Сумаэте — зятю сеньора Араны, о чем не преминул напомнить консул.

Префект принял Роджера Кейсмента и членов комиссии у себя в кабинете и предложил угощение — пиво, соки и кофе. Роздал гостям соломенные веера. Он, как и накануне, был в бриджах и высоких, глянцево блестящих сапогах, но расшитую куртку сменил на белый полотняный пиджак поверх наглухо застегнутой рубашки, напоминающей по фасону русскую косоворотку. Белоснежная седина на висках, изысканные манеры — префект выглядел в высшей степени достойно. Для начала он рассказал гостям, что в молодости был дипломатом. Прослужил несколько лет в Европе, но потом принял этот пост по настоянию — тут он показал на висящий на стене фотографический портрет, где был запечатлен маленький изящный господин во фраке и котелке, с орденской лентой через плечо — сам президент Республики Перу, сеньор Аугусто Легия.

— Который, кстати, просил меня засвидетельствовать вам свое искреннее почтение, — добавил он.

— Как хорошо, что вы владеете английским, сеньор префект, и мы сможем обойтись без переводчика, — ответил Кейсмент.

— Я неважно говорю на вашем языке, — не без кокетства отозвался Лама, — так что прошу вас быть снисходительными.

— Британское правительство выражает сожаление, что его просьбы к правительству президента Легии начать расследование по поводу выявленных в Путумайо эксцессов не были услышаны.

— Идет юридическая процедура, сеньор Кейсмент. Правительство Перу и без просьбы его величества готово приступить к расследованию. С этой целью назначен и уже направлен в Икитос специальный судья. Достойнейший член судейского сообщества — Карлос Валькарсель. Вы сами знаете, как далеко от Лимы до Икитоса.

— Так зачем же тогда было направлять судью из столицы? — вмешался Луис Барнз. — Разве в Икитосе нет судей? Вчера на обеде, которым вы нас почтили, мы познакомились с несколькими.

Роджер Кейсмент заметил, что префект смотрит на ботаника снисходительно и жалостливо, как на малого, еще не вошедшего в разум ребенка или на слабоумного.

— Наш разговор останется между нами, не так ли, джентльмены? — спросил он.

Все закивали. Но префект немного помедлил с ответом.

— Уже одно то, что правительство направляет судью из столицы, свидетельствует о наших добрых намерениях, — проговорил он наконец. — Конечно, много проще было бы обратиться к кому-либо из местных. Но… — Он замялся. — Да что тут говорить? Вы и сами все понимаете…

— То есть вы имеете в виду, что ни один судья из Икитоса не возьмет на себя смелость противостоять компании сеньора Араны? — мягко уточнил Роджер.

— Вы, сеньоры, здесь не у себя, не в просвещенной и процветающей Англии, — мрачно сказал префект. Взяв стакан с водой, он осушил его залпом. — Если у человека путь из Лимы занимает несколько месяцев, то представьте себе, когда дойдет жалованье для чиновников, военных, судейских. Верней всего — никогда. А чем прикажете жить всем этим людям, пока они ожидают его?

— Щедротами „Перувиан Амазон компани“? — высказал предположение ботаник Уолтер Фолк.

— Пожалуйста, не приписывайте мне слов, которых я не произносил, — вскинул руку префект. — Компания сеньора Араны выплачивает городским чиновникам жалованье заимообразно. Они получают эту ссуду под очень скромные проценты и обязаны будут погасить ее. Это — не подарок. И не взятка. Это честный договор с государством. Но тем не менее, само собой разумеется, должностные лица, существующие благодаря этим кредитам, поневоле не могут быть полностью беспристрастны по отношению к компании сеньора Араны. Вы понимаете это, не так ли? И правительство направляет сюда судью из Лимы именно затем, чтобы он провел абсолютно независимое расследование. И можно ли убедительней доказать, что ему поручено установить истину?

Члены комиссии в смущении и растерянности пили кто воду, кто пиво. „Сколькие из них уже подыскивают предлог, чтобы вернуться в Европу?“ — думал Роджер. Такого, конечно, не предвидел никто. За исключением разве что Луиса Барнза, который пожил в Африке, все прочие и вообразить себе не могли, что не во всем мире жизнь устроена так же, как в Британской империи.

— А в тех регионах, куда мы отправляемся, есть какая-нибудь местная власть… администрация? — спросил он.

— Нет. Если умирает епископ, на место выезжает инспектор — и все, — ответил Рей Лама. — Это очень отдаленный край. До недавнего времени — дикая, девственная сельва, населенная не менее дикими племенами. Какую власть может послать туда правительство? И зачем? Чтобы его представителя съели каннибалы? И если сегодня там есть хоть что-то похожее на торговлю, на труд, на подобие современной жизни, то лишь благодаря Хулио Аране и его братьям. Вы должны учитывать и это тоже. Ведь только благодаря им эти исконно перуанские земли остались за Перу, а не оккупированы колумбийцами — те давно уж точат зубы на Путумайо. Это нельзя сбрасывать со счетов, сеньоры. Путумайо — не Англия. Это — отдельный и очень отдаленный мир, населенный язычниками, которые, если у них рождаются близнецы или ребенок с какими-то пороками, топят таких младенцев в реке. Хулио Арана — истинный первопроходец, пионер, доставивший туда лодки, лекарства, религию, одежду, испанский язык. Злоупотребления должны быть пресечены, спору нет. Но вспомните — речь идет о крае, который разжигает корысть и алчбу. Я читал статьи сеньора Харденберга. Вас, кстати, не удивило, что в них все перуанцы представлены монстрами, а колумбийцы выглядят сущими ангелами, преисполненными сострадания к туземцам? Вам не показалось странным, что им так вовремя попался такой неустрашимый борец за справедливость, как сеньор Харденберг, который видит зверство и насилие только со стороны перуанцев и не замечает ничего подобного, когда речь заходит о колумбийцах? А между прочим, прежде чем приехать в Перу, он служил на железной дороге в Кауке. Помните? А не с агентом ли мы имеем дело?