Спустя пару минут, удовлетворенно насвистывая тему из «Крестного отца», я поднимался из гардероба. В вестибюле все было по-старому: тот же неяркий уличный свет сочился сквозь окна и маялись в ожидании своих чад все те же мамаши. Появилось лишь одно новшество – характерный полупрофиль у подоконника напротив.

«Фолк! – Узнавание пришло тугим нокаутирующим ударом. – Синтиция Фолк!»

Я замер на ступени с приподнятой ногой. Негромкий мой свист прервался на полуноте. Каким-то чудом это не привлекло внимания оперативницы ЦРУ.

«А ведь могло бы», – запаниковал я, медленно-медленно отступая вниз, в полутьму.

Спустившись на три ступени вниз, я смог уже более спокойно рассмотреть свою оппонентку. Фолк стояла словно сеттер в стойке: вроде и неподвижно, но при этом вся будто утробно вибрируя от переполняющей ее охотничьей страсти. Пристальный взгляд ее был прикован к лестнице, что вела наверх, к аудиториям. Казалось, оперативница даже не моргала. Правая рука женщины покоилась в кармане пальто.

«Готова к оперативной съемке, – предположил я, – объектив, наверное, в пуговице. Но твою же мать! Откуда? Как?! И, главное, стояла ли она здесь, когда я спускался по лестнице?»

Я зажмурился, припоминая события трехминутной давности.

«Нет, не было… – решил в итоге. – В туалет, что ли, отходила? Или пришла строго за час до окончания тура? Тогда меня спасла скорость решения задач…»

На цыпочках, чуть дыша, словно это как-то могло теперь мне помочь, я ускользнул в подвал и забился поглубже в гардероб, укрывшись за вешалками с пальто.

«Буду ждать основной массы и выходить с ними», – решил, глядя на часы.

Я с силой сжал ладонями виски, словно пытаясь удержать грохочущие в голове мысли:

«Как?! Ну вот как они все время выходят на меня?! КГБ с иероглифами, подкат „губастого“ к Гагарину, проныра Фолк… Это не может быть случайностью – я где-то прокалываюсь. Но, мать его, где?!»

Я тупо уставился в кирпичную кладку над головой.

«Не по-ни-ма-ю… – помотал я головой, пытаясь прийти в себя. – Ничегошеньки не понимаю. Ну ладно… Предположим, с иероглифами – КГБ получил утечку из Лэнгли. Может такое быть. Есть там наши сейчас… Предположим, иначе вообще не сходится. „Губастый“ и Гагарин – интерес к ракетам. Слабое предположение, и все же допустим. Но Фолк на городской олимпиаде по математике! Откель?! Я что, уже давно „под колпаком“ у Комитета, и мои характеристики утекли в ЦРУ? Но тогда ко мне цэрэушников на пушечный выстрел не подпустили бы. Как тогда?! Как. Она. Смогла. Здесь. Оказаться?!»

Я обессиленно откинулся к прохладной стене. Хотелось постучаться о нее лбом – эта логическая задача была мне не по зубам. Я не мог понять, как, исходя из имеющихся у спецслужб данных, можно столь близко ко мне подобраться. Это и бесило, и пугало.

«А КГБ… Сколько ни проверялся – наблюдения не заметил. Конечно, это ни о чем не говорит… Если работают профессионалы высокого уровня, а по мне будут работать только такие, то я ничего не замечу при всем своем старании. В таком случае у них будет директива: „Можно упустить, лишь бы не дать себя заметить“. Да, может быть, весь мой район уже утыкан камерами наблюдения…»

Я протяжно выдохнул и помотал головой.

«Нет, так можно с ума сойти. Я должен точно установить, „под колпаком“ я или нет. И есть только один надежный способ это проверить: выезд за границу. Если выпустят – то еще хожу на свободе, если же вдруг невыездной, и все равно под каким соусом, – то уже на поводке. Значит, мне обязательно надо на олимпиаду в Лондон, еще сильнее, чем раньше. Теперь – просто ультимативно надо. Это будет момент истины».

После этого решения мне чуть-чуть полегчало, точь-в-точь как десятком минут раньше на последней задаче. Я потрясенно покачал головой – как же все непросто с этой моей миссией. Моя ли в том вина, вот в чем вопрос…

Понедельник 13 марта 1978 года, раннее утро

Ленинград, Измайловский проспект

Бывает так, что приснится гениальная мысль, а очнешься – и не поймать ее, – развеивается, расходится в прозрачном утреннем свете, и вот уж ее нет. А если ненароком все же изловчишься, схватишь покрепче да рассмотришь, то становится горько и противно: изреченный сон оказывается бредом, нелепым и постыдным.

Но сегодня было иначе – меня словно толкнуло во сне, и я проснулся, холодея от ужасной догадки: «Ох! Мог бы и наяву сообразить, ведь это так очевидно: Мэри здесь по мою душу! В тот раз не было, а в этот раз ЦРУ направило. И значит, Чернобурка – тоже. Не прямо, конечно, но косвенно. – Я тяжело заворочался, лягая ватное одеяло. – Все сходится: единая группа в Большом доме, и на иероглифы, и на контроль русистов. Объединяет эти темы одно: я».

«Как же я это сразу не сообразил, как?! – Я всерьез огорчился своей недогадливости. – Это же все, совсем все меняет… Дурак… Зачем я к Чернобурке сам в пасть полез?! Эх… И что же такое ЦРУ обо мне знает, что прицельно ищет в английских школах и на математической олимпиаде? Это же очень, очень горячо. – И тут холодный озноб пробил меня еще раз, уже не во сне, а наяву: – Гагарин!»

«Раз КГБ сидит на плечах у русистов из-за меня, то уж за оперативниками ЦРУ наружка должна ходить колоннами. И совершенно непринципиально, по какой именно причине этот „губастый“ Рогофф интересовался мной, – да хоть даже желал джинсы заказать на пошив: если он из ЦРУ, то обязательно притащит за собой и „хвост“. И достаточно даже случайного пересечения интереса Рогоффа и Фолк, чтобы в Комитете весьма предметно заинтересовались таким совпадением! – Я закинул руки за голову и призадумался, решая: – Значит, Гагарин… И попадающий под его описание Джордж Рогофф…»

«Нет, Рогоффа никак не потяну, – трезво взвесил я свои возможности, – если только валить из пистолета в спину. Но что это изменит? Только привлечет лишнее внимание. Значит, надо убирать Гагарина – это единственная ниточка, ведущая именно ко мне. Решено. Осталось придумать как».

И я поморщился, представив худший вариант зачистки Вани.

«Ой-ё… А с квартирой для Мелкой я как сдурил…» – В этот момент я ощутил себя кошкой, которой вдруг остро захотелось перепрятать котят.

Я торопливо выбрался из теплой кровати. То ли от страха, то ли от свежего воздуха по телу россыпью разбежались мурашки. Я закрыл форточку и окинул взглядом сонный еще двор. Похоже, за ночь на улице серьезно похолодало, а день сегодня будет солнечным.

– Так… – произнес я вполголоса и принялся за поиски носков. – Гагарин. Эх, Ваня, Ваня… Попробую все же дать тебе шанс.

Вторник 14 марта 1978 года, ранний вечер

Ленинград, Садовая улица

Ранним вечером в гулких коридорах Финэка повисала тишина. Лишь изредка из-за далекого поворота долетал дробный перестук каблучков какой-то засидевшейся в библиотеке энтузиастки или шлепанье тапок подслеповатой технички. Множество пронизывающих старое здание лестниц и переходов, пропускная система на входе и непосредственная близость к Галёре – идеальное место для конфиденциальных встреч в ту пару часов, когда кафедры еще открыты, а студенты и большинство преподавателей уже разбежались.