Зачем тебе все это, да столько? — удивился Иван Васильевич.

А как ты хочешь? По-твоему, я всю жизнь должна носить вещи из уцененки и комиссионок? Ты безнадежно отстал от жизни. Теперь без хороших вещей никуда не появиться! Будь хоть семи пядей во лбу! Особо женщины за собою следить обязаны. Оглядись вокруг!

Болезненно прошла стычка с дочерью. Увидел ее в лосинах. Она собралась с подругами на дискотеку.

В таком виде? — встал он у нее на пути.

Все так одеваются! — не поняла она.

Ты — не все! Ты — моя дочь! Оденься как положено! Посмотри! У тебя все видно! — покраснел тогда, указав дочке ниже пояса.

Ну и что? Сейчас это модно!

Живо в комнату к себе! И в голом виде ни шагу за дверь! — оттолкнул от двери и подруг.

Пещера! Тундра! Ископаемое! Домострой! Самодур! — услышал через стенку в свой адрес и влетел в комнату разъяренный.

Так кто я? — встал перед нею бледный, с перекошенным лицом. Дочь не заметила в истерике и крикнула: — Как только мать жила с ублюдком столько лет? Ты — не человек! Быдло!

Пощечина не остановила, наоборот, развязала язык:

Старая плесень! Придурок! Правильно мать сделала, что наставила тебе рога и завела хахалей! Они — люди! А ты — говно!

На эти слова в комнату влетел сын.

Чего тут за визги? Кто кого достал? Ты с чего к ней прикипаешься? — встал перед оглушенным отцом, до которого только теперь дошел смысл услышанного.

Значит, хахали в доме появились? Они — люди, а я — ничто?

Во, прикольный пахан у нас! Да ты что, с завязанными глазами дышишь? Все теперь так живут! Одни бабки — ничто! Нужны связи. А они сами по себе не появляются. Их приобретают, не гнушаясь средствами! Иль ты застрял в своих лаптях на лежанке печки? Так вылези из своего навоза, деревенщина! Мать — умница! Она знает, что делает. Ни чета тебе, дремучему! И отстань от сеструхи, — отлетел вглубь комнаты, подцепленный кулаком в дых.

Сын оглядел его ненавидяще и, продохнув, процедил сквозь зубы:

Дышать вместе не будем!

Жены дома не было. Она, как всегда, ушла к подругам на день рожденья.

Иван Васильевич стал названивать, разыскивая ее. Хотелось спросить у самой. Она приехала через час и, узнав о случившемся, отмахнулась:

Мало что в злости наговорили. Не лезь ты к

ним…

Но Иван Васильевич не поверил ей. Решив убедиться, через несколько дней предупредил жену, что уедет по делам на неделю. Собравшись, ушел. А вечером, часов в девять, позвонил в дверь. Еще с лестничной площадки услышал голос крепкой попойки.

Двери ему открыл незнакомый человек. Оглядел Ивана Васильевича осоловелыми тазами, спросил заплетающимся языком:

Что нужно?

Я хозяин этого дома! — отодвигал мужика в сторону.

Машенька! Тут какой-то хмырь хозяином называется! Выйди, разберись!

Жена появилась, держась за стенку от хохота. Увидела Ивана, протрезвела:

Ты не уехал?

Вернулся досрочно! — сорвал с себя пальто и шапку, прошел в зал.

Проверить меня решил? А сам где шлялся до этого времени? — услышал за спиной голос жены.

В зале за столом сидели полупьяные люди. Никто из них не обратил никакого внимания на появление хозяина.

Что за праздник отмечаем? — спросил жену

резко.

Просто встречу с друзьями, — ответила та спокойно.

Не слишком ли громко?

Я тут хозяйка и мне бояться нечего! Присядь к столу, познакомься с людьми, — предложила Ивану Васильевичу.

Машенька! А этот хмырь кто будет? — подошел к жене человек, открывший двери.

Это муж…

А я кто?

Ты — наш друг.

И все? Я не согласен! — обнял жену и продолжил: — Сегодня у тебя останусь…

Иван Васильевич в считанные минуты вытолкал всех гостей и, оставшись с женой, впервые за все годы затащил в спальню и надавал пощечин.

Смотри, Ваня, сторицей верну каждую! Кровавыми заплачешь, — пообещала ему и легла спать на диване в зале. Утром, когда он встал, жены уже не было. Дети с ним демонстративно не разговаривали, не замечали, не отвечали ему.

Он пошел на работу в дурном настроении. Там узнал, что три его жалобы по делам клиентов отклонены, и решение судов оставлено в силе. Не успел передышать это фиаско, новая неприятность свалилась. Его подзащитный повесился в камере. Через пару часов сразу несколько клиентов обратились к заведующему юрконсультацией с просьбой передать их — дела другим адвокатам. В производстве Ивана Васильевича осталось последнее дело по защите Катькиной матери.

Если так будете работать, то в конце месяца ни копейки не получите! — предупредили на работе. Он шел домой, не видя земли под ногами.

Хотел поделиться с женой, примириться с нею, предложить ей забыть все ошибки. Ну, мало ль чего не бывает. Все оступаются, но главное нужно сберечь.

Жена сидела напротив него за столом на кухне. Сама не осталась бы, он попросил.

Насупленная, злая, она смотрела в сторону и, казалось, не слушала его.

Говоришь, клиенты разбежались? Чего ж удивительного? Они нашли более умного юриста, на какого ты ловушки ставишь. Да где такое видано, чтоб своего коллегу-юриста топили? Ты знаешь, какие у него связи и знакомства?

У меня один знакомый — Закон!

Дурак ты, Ваня! Вот выгнал гостей! А средь них много было полезных. Теперь вредить тебе станут, мешать. И тот коллега не упустит подножку подставить. Да и я не стану вытаскивать. Живи самостоятельно. Сам себя по морде бей! — ушла из-за стола.

Вскоре он узнал, что клиенты отказались от его услуг по совету Катькиного отца, что он был одним из хахалей жены. Именно от нее он узнавал все, что делал Иван Васильевич. Она выдала его с головой. И вскоре Ивана Васильевича вызвал заведующий юр- консультацией и сказал:

Больше мы с вами не сможем работать вместе! Это окончательно! Давно мне говорили о вас нелицеприятные вещи. Думал, сами поймете. Делал замечания. Не помогло. Значит, расстаемся!

Почему? — удивился Иван Васильевич.

Зачем вы передали подзащитному в камеру деньги? Для взятки! Вы не могли не знать о том!

Я передал ему одежду и еду по просьбе родственников и с разрешения начальника следственного изолятора.

Не стройте из себя наивного! Это и сами родственники могли передать. А вот деньги он получил через вас. Когда вскрылось — досталось мне. Мало того, лекарства принесли. Хорошо их не передали, проверили! Знаете, что это было?

Сердечные и от давления!

То ли простак, то ли дурак! Но и то, и другое опасно. Вас самих под суд за такое отдать надо! Да репутация фирмы дорога! А потому давайте тихо расстанемся по обоюдному желанию. Пишите заявление! — положил лист бумаги, подал ручку…