Внимательные дипломатические представительства Швеции в Лондоне и Берлине скоро узнали, что грозовые облака, которые в конце марта собрались над Скандинавией, не разрядятся над Швецией. Английские, равно как и немецкие политические и военные приготовления можно было ожидать поэтому с некоторым спокойствием. Нота союзников от 5 апреля, которую шведский посланник в Лондоне назвал «особенно неловкой халтурой Квай д'Орсея и Форин офис», была решительно отвергнута в Стокгольме. О постановке мин в норвежских водах английский и французский посланники официально сообщили только утром 9 апреля в Стокгольме – в день, когда немецкая акция против Дании и Норвегии шла уже полным ходом.

Швеция должна была считаться с тем, что захват союзниками Нарвика вызовет соответствующую немецкую контратаку, которая коснулась бы, по всей вероятности, шведской территории. Тем не менее, такого немецкого плана не существовало; за короткий подготовительный период удалось закончить только исследование, которое затем также должно было быть выполнено. На крайний случай (если англичане овладеют сначала норвежскими основными гаванями) у военно-морского командования 10 марта были подготовлены соображения, которые предусматривали ответные действия в районе Осло; на Швецию необходимо было влиять лишь политически. Ни в какой фазе подготовки и проведения операции в Норвегии немцы не думали действовать против Швеции по-военному. Заверения германского начальника штаба Верховного командования военно-морского флота капитана первого ранга Шульте-Мёнтинга о том, что со стороны Германии Швеции опасность не угрожает и «вы можете действительно полагаться на это», имели под собой полные основания. Германия не имела ни малейшего намерения стягивать на себя значительные шведские вооруженные силы, в результате чего норвежское сопротивление затянулось бы и поставки руды были бы немедленно прерваны. Тем не менее само собой разумеется, что Швеция должна была защищаться. Уже 2 апреля шведский посланник в Берлине сообщил немецкому министерству иностранных дел официально и демонстративно, что Швеция способна защищать свой нейтралитет; крупные общевойсковые соединения стянуты в северную Швецию. Через два дня шведский министр иностранных дел подчеркнул немецкому дипломатическому советнику фон Белову, что «шведское правительство не имеет повода верить в предстоящую акцию западных держав против Скандинавии». 5 апреля, после передачи ноты союзников, в шведских военных и правительственных кругах существовали, однако, опасения, что Германия могла встретить объявленное обострение в ведении войны западными странами предупредительными мерами. В конце концов, однако, не думали серьезно о проведении такого шага, как показывает оценка датских официальных запросов от того же дня. Только поступавшие из Осло донесения о британской акции по минированию и другие сообщения позволили 8 апреля охарактеризовать ситуацию как максимально напряженную.

9 апреля в 7 часов утра немецкий посланник в Стокгольме принц Вид передал шведскому министру иностранных дел ноту, которую сам получил через служащего германского министерства иностранных дел за несколько часов до этого. В ней выражалось ожидание, что Швеция будет придерживаться нейтралитета; от мероприятий по мобилизации и продвижению необходимо воздерживаться, шведские военные корабли должны передвигаться на западном побережье включительно до Карлскруна только в пределах трехмильной зоны. Телеграфная и телефонная связь через Швецию в Норвегию, а также поставки руды не должны ограничиваться. Исполнение немецких пожеланий было обещано немедленно.

9 апреля утром германский военный атташе в Стокгольме полковник фон Утман разыскал начальника шведского командования сухопутными войсками полковника Келлгрена, чтобы удостовериться в том, что Швеция, согласно немецкому требованию, не распорядилась о проведении мобилизации и продвижении войск. Келлгрен был настолько осторожен, что говорил вместо мобилизации об «усилении караула нейтралитета». Утман, тем не менее, из споров в шведском рейхстаге узнал, что все шведские вооруженные силы переведены на военное положение и немецкое командование вермахта обвинило шведов в обмане. В ответ Келлгрен дал Утману для ознакомления приказ об усилении караула нейтралитета, после чего тот лишь сказал: «Блестяще». Само собой разумеется, Утман понял эту игру, но теперь он мог отклонить обвинения в отношении командования вермахта. Келлгрен описывает свое отношение к германскому военному атташе следующим образом: «Время после вторжения в Норвегии относится, наверное, к самому волнующему периоду в сотрудничестве между германским военным атташе и шведским командованием сухопутных войск (экспедиционное командование). Фон Утман ежедневно приезжал с протестами относительно того, что шведские войска приближаются к норвежской границе; со стороны Швеции мог последовать ответ, что есть сведения о германских войсках в Норвегии, которые растянулись у шведской границы, и что охрана границ шведской стороной является естественной и необходимой. Фон Утман отвечал, что лично он охотно это понимает, но, тем не менее, в командовании вермахта не очень довольны этим. Британская пропаганда вызвала у шведского народа тревогу, и Берлин боится нападения в спину германских войск, стоящих в Норвегии… Результатом этой беседы стала встреча между шведским главнокомандующим и генералом фон Фалькенхорстом, вследствие которой отношения наконец были урегулированы».

В Швеции старались избежать демонстрации войск на южном побережье и вместе с тем впечатления, что за такой защитой могли бы стоять вооруженные силы союзников. Уже 9 апреля французский посланник предложил поддержку Швеции со стороны Франции. Необходимые для этого силы были уже готовы. 12 апреля в Стокгольм на самолете прибыло особое дипломатическое представительство, состоявшее из главы французского министерства иностранных дел Колондра и генерала Миттельхауссера (13 апреля к ним присоединился британский адмирал Эванс), чтобы исследовать возможность оказания военной помощи Норвегии через Швецию. Они предложили независимую поддержку оружием. Шведский министр иностранных дел Гюнтер смог указать только на то, что любое нарушение шведского нейтралитета силой оружия встретит противодействие. Повторные и безотлагательные просьбы норвежского правительства о поддержке ссудой и боевой техникой были отклонены по той же причине, с апреля по июнь в Норвегию было поставлено лишь несколько предметов военного снаряжения. Строгая политика нейтралитета казалась Швеции единственным выходом: это обещало успех, так как немецкая сторона не была намерена нарушать шведскую целостность, а из-за захвата Норвегии не было повода опасаться наступления союзников в Швеции. Генерал-фельдмаршал Геринг, которого Гитлер обязал отрабатывать все вопросы, касающиеся Швеции, выразил желание провести с уполномоченным шведского правительства конфиденциальное обсуждение всех назревших проблем.

В соответствии с этим в Берлин прибыла шведская делегация (адмирал Тамм, советник посольства Хёгглёфф, камергер фон Хейденстам, профессор Тунберг и инженер Далерус), которая 15 и 16 апреля вела подробное обсуждение вопросов с Герингом, а 16 апреля была принята и Гитлером. Нужно отметить, что эти обсуждения происходили в дни кризиса вокруг Нарвика, что позволило немецкой стороне заявить о выражении сомнения в отношении шведских оборонительных возможностей. С другой стороны, шведское представительство в Берлине было настолько чутким в отношении кризисного настроения, что неоднократно предполагало возможность немецкой авантюры в отношении шведских рудников. Опасения, конечно, не сбылись. Шведскому морскому атташе Форшеллю удалось получить уникальные сведения у немецких военных. На этот раз он имел беседу с генерал-лейтенантом Боденшатцем, начальником управления в министерстве и близким сотрудником Геринга, «которая была в высшей степени честной и откровенной». Боденшатц откровенно согласился с тем, что 5000 немцев в Нарвике могли продержаться самое большее еще от трех до четырех недель, затем они могут быть медленно вытеснены союзниками через шведскую границу. Таким образом, через четыре – шесть недель необходимо было считаться с продвижением союзников на шведские рудные поля – если бы начинающееся через 14 дней сильное немецкое наступление в другом месте не вынудило союзников покинуть Норвегию. Снова и снова германская дипломатическая и военная стороны подчеркивали самым определенным образом, что Швеция ни в малейшей степени не должна опасаться Германии.