– Мы не можем предсказывать, что случится, – тихо произнесла Лаис.

– Верно. Вы правы. Как бы там ни было, дальше я и Брайан воспитывались отдельно. И если я ради внимания отца делал многое, брат делал вдвое. Он все время находился подле герцога, опасаясь, что я своей любовью могу разрушить то, что есть у него самого. Он мог бы не переживать так: отец любил его невероятно. Я никогда не видел, чтобы отцовская любовь была столь огромной и столь слепой. Герцог все время говорил о Брайане, о его успехах, его блестящем будущем. Меня он едва замечал. Несколько лет я старался добиться отцовского внимания, затем смирился. Мне исполнилось девятнадцать, я был полон радужных планов, открыл свой лондонский сезон и вовсю флиртовал с юными наследницами, рассчитывая рано или поздно найти возлюбленную и соединиться с нею в счастливом браке.

Энджел сделал паузу и продолжил:

– Я оставил Брайана в покое, но он не оставил меня. Мы состояли в родстве, и я любил его, стараясь не замечать его выходок. Брайан, как наследник рода, должен был рано или поздно вступить в выгодный брак, однако отец не торопил старшего сына, полагая, что всему свое время. Я думаю, это и хорошо: та несчастная, что вышла бы замуж за Брайана, пожалела бы об этом в первую брачную ночь. – Энджел криво улыбнулся. – Он был жесток с женщинами. Временами мне казалось… простите, Лаис, что затрагиваю тему, весьма неприличную в нашем обществе, однако иначе мне не объяснить, – так вот, временами мне казалось, что Брайан предпочитает мужчин.

– О! – Тема действительно воняла неприличием. О таких вещах в обществе не говорили, и дамы, ежели решались на подобные откровенные разговоры о мужчинах, тщательно скрывали это. Мужеложство считалось страшным грехом.

– Впрочем, я до сих пор в этом не уверен, только вот это многое объясняет, – извиняющимся тоном сказал Фламбар. – Брайан пылал к женщинам феерической ненавистью. Он жестоко обращался с дамами полусвета, которые летели к нему, словно бабочки на огонь, – ведь он наследовал герцогство, а в той среде считается подвигом заполучить наиболее знатного и богатого покровителя. Юных дурочек, желавших выскочить замуж за будущего герцога, тоже нашлось немало. И в какой-то миг я понял, что если так будет продолжаться, репутация семьи полетит в тартарары. Уже начали поговаривать о странных наклонностях Брайана, о его недопустимом поведении: знаете, как это случается, – фраза здесь, шепоток там… Я пришел к отцу и предпринял попытку поговорить с ним. Герцог с негодованием отверг мои слова. Как я могу возводить поклеп на его обожаемого Брайана? Это все слухи, домыслы завистливых людей. Если бы я сам не видел, как Брайан обошелся с одной дамой, я, возможно, поверил бы отцу. Однако на тот момент я уже слишком многое знал о деяниях брата.

Лаис смотрела на Энджела, не отрываясь.

– И тогда я решил, что если единственный человек, которого заботит честь семьи, – это я, то пускай так и будет. Я добровольно взял на себя миссию по улаживанию тех конфликтов, что возникали у Брайана с окружающим миром. В ту пору я как раз и познакомился с Мальборо. Тогда он еще не носил герцогский титул, лишь графский, но уже в те дни являлся значимой фигурой. Мне исполнилось двадцать, ему сорок четыре; разница в возрасте не помешала нам сдружиться. Джон весьма покровительственно относился ко мне, приблизил, увлек политикой; я старался стоять в стороне от политических распрей, однако вы же понимаете, Лаис: если ты один из сыновей герцога и дружишь с герцогом, выдающимся полководцем, да еще и столь удачно женатым, заткнуть уши все равно не получится.

Энджел глухо закашлялся, взял чашку с почти остывшим шоколадом и сделал глоток; Лаис хотела было позвонить и приказать принести еще, но передумала. Никто посторонний не нужен сейчас в этой комнате.

– Мальборо очень помог мне несколько раз, хотя и не одобрял моего поведения, считая, что если человек прогнил изнутри – ему нужно дать возможность благополучно утопиться. Я же по-прежнему любил Брайана и верил, что рано или поздно он опомнится. Брат все никак не женился, я тоже не нашел себе даму по сердцу. Со временем выходки Брайана становились все более необузданными. Мои попытки поговорить с отцом не давали результата: герцог не хотел ничего видеть и слышать. Иногда мне казалось, что я беседую с дубовым комодом. – Фламбар покачал головой. – Брайан ввязывался во все сомнительные предприятия, какие только мог найти в столице и ее окрестностях, собрал вокруг себя компанию таких же бесшабашных и жестоких людей, как и он сам. Эти дворяне не пользовались уважением в обществе, но Брайан плевать хотел на это. Чем глубже и грязнее, тем лучше. Однажды они кутили в трактире неподалеку от Лондона, напились как свиньи и начали приставать к одной из служанок; девушка имела наглость дать Брайану пощечину. Тогда эти мерзавцы разогнали всех посетителей, связали хозяина трактира, а девушку изнасиловали на столе. Поочередно. Наутро она покончила с собой.

– Господи! – выдохнула Лаис.

– Господь, видимо, отвернулся в тот момент, – буркнул Энджел. – Я подоспел слишком поздно, чтобы спасти бедняжку, но вновь спас репутацию, расставшись с огромной суммой денег. Следовало бы немедленно рассказать об этом отцу. Я не решился. Герцог тогда уже начал болеть, сердце проявило слабость, и я понимал, что мой рассказ глубоко огорчит отца, тем более когда я представлю доказательства. Не желая причинять герцогу боль, я ограничился беседой с Брайаном. Мы едва не убили друг друга – в первый раз я так орал на брата, – и в конце концов Брайан пообещал мне смирить свои порывы. Его обещания хватило на два года, а после все началось по новой.

– Вы ведь могли просто уехать. Просто оставить его, предоставить своей судьбе. – Лаис не понимала причин столь ангельского терпения.

– Он мой брат и мой долг. – Фламбар пожал плечами. – Как я мог? Отец бы рано или поздно узнал обо всем, и это убило бы его. Да и Брайан… Я все верил, что он одумается. Пытался подыскать ему подходящую невесту, которая могла бы поселить в его сердце любовь и облагородить. Нет бы понять, что в душе, никогда не знавшей настоящей любви, только ненависть, волшебное чувство просто неспособно возникнуть…

– Вы так верите в то, что люди хорошие? – тихо спросила Лаис.

– Это мой самый большой недостаток, – невесело усмехнулся Энджел. – Ну, любому терпению приходит конец. Семь лет я нянчился с Брайаном, и когда на восьмой год он ни на йоту не изменился – только заходил все дальше и дальше, – я понял, что нужно остановиться. От моей доброты ничего не менялось. Мне исполнилось двадцать восемь, Джон подшучивал надо мной – дескать, пора жениться, сам он вступил в брак именно в этом возрасте, и я стал серьезно подумывать о поисках супруги. Возможно, я тогда и нашел бы ее, но грянула война за испанское наследство.

Энджел пальцами выбил на подлокотнике кресла несколько тактов военного марша.

– Джон спросил, не хочу ли я присоединиться к нему. Я подумал и дал согласие: вечно являться причиной раздражения Брайана мне не хотелось. Может быть, думал я, если я уеду, он образумится. Я покинул Лондон, отправившись на войну, и узнавал новости о брате из вторых рук. Через некоторое время мне показалось, что я прав: прошло два года, а Брайан не становился центром крупного скандала. Это радовало меня. Возможно, думал я, мое присутствие мешало ему, брат боялся, что отец внезапно полюбит меня больше, чем его; безнадежное дело – доказывать обратное больному ненавистью человеку. Я состоял в штабе герцога Мальборо и лишь изредка наведывался в Лондон, стараясь, чтобы мои визиты совпадали с отсутствием в столице брата.