Она, безмозглая певичка, заработала кучу денег, обойдя на виражах многих крутых мужиков, и осталась, по крайней мере внешне, нежной, изысканной барышней. А внутри? Внутри у нее уже давно вылупилось, окрепло и срослось с прежним новое существо, неизвестного рода и племени, которое одновременно пугало и очаровывало Анну. Теперь в первую очередь она была бойцом, и этот боец точно знал, что он не только третьесортное сопрано, белокурая неженка с косой до попы, но и холодный, жадный ум, жесткая воля и мертвая хватка. Если бы тогда, четыре года назад, она знала себя, то не позволила бы уехать Герману одному. Она бы придумала что сделать. Ладно, что горевать о прошлом, когда у нее в настоящем есть одна простенькая задачка остаться в живы. «Если у нас, как говорил Герман, пять жизней, то две из них я уже использовала, — подвела итог Анна. — Если выберусь из этой переделки и начну третью, то что в ее честь отрезать? С появлением первой жизни мне обрезали пуповину, с приходом второй — я сама отчекрыжила себе косу, теперь остается только отсечь одну грудь, как амазонке».

Утром понедельника к ней пожаловала охрана. Охранники были самопальные — какие-то знакомые десантники, нанятые Колей для подработки. Но с оружием. Решили так: он едет на переговоры с «тюменцами» в офис, она закрывает все проблемы на таможне, куда должны были прийти контейнеры с пивом, сахаром и кофе.

Хоть Анна и верила, что у нее еще три жизни впереди, но очень ответственно отнеслась к переходу из одной в другую. Она заранее тщательно выбрала себе костюм, чтобы было легко двигаться: мягкие, неброские бежевые брюки с коричневым свитером, полуспортивные ботиночки, ветровка на молнии. Подумав, она переложила все нужные бумаги из деловой папки в элегантный рюкзачок, чтобы руки оставались свободны. Покопавшись в семейных театральных сундуках, она приспособила себе на голову кудрявый темный парик. Смешно, конечно, думать, что братки купятся на такой маскарад, с другой стороны — неизвестно, с кем имеешь дело. Жизнь научила ее, что бандиты могут быть и иезуитски умными, и совершенно тупыми, может даже, случайными персонажами. А главное, в ней говорил легкомысленный азарт новичка, попавшего в рискованную переделку и еще не понимающего, что все это не кавээновский розыгрыш, а жуткая правда жизни.

Мама, которая теперь молчала и безропотно позволяла переваливать себя, словно куль, с места на место, по приказу дочери вяло собрала пожитки и, как робот, переместилась к соседям двумя этажами ниже. Анна предварительно отослала ребят проверить, что к чему в подъезде. Пять минут до старта.

Неизвестно, что еще ждет ее на таможне, но ехать надо. Каждый день простоя выливался в крупную сумму, не считая и без того внушительных поборов.

Стоя перед зеркалом в прихожей, она подумала: «Вдруг вижу себя в последний раз? Бледную, смешную, в черных кудряшках. Хочу я что-нибудь изменить? Нет, ничего. Только, может быть, вместо Коли пройти этот путь с одним зеленоглазым чудовищем? Нет, пусть хотя бы он поживет. Интересно, смогу я убить человека? А если будут пытать? Отдам все. Лишь бы оказались деловые ребята, а не садисты. А может, бросить все прямо сейчас? Контейнеры не важнее жизни. С другой стороны, спасуешь раз — и дальше ты просто тряпка. Певичка из погорелого театра. А на самом деле? На самом деле я большой, сильный боец, и это мое дело, мой дом и моя женщина, и я буду все это защищать до смерти, — ясно и дерзко сказала своему брюнетистому отражению Анна. — Смешно, мама, наверное, упала бы в обморок, знай, что ее выбрал на роль Своей Женщины такой кровожадный мачо. Решено».

Их вели прямо от дома. «Девятка» с темными стеклами и забрызганным грязью номером даже не думала прятаться. Охранники Анны балагурили, демонстрировали друг другу бицепсы и вообще игрались, словно речь шла не о жизни и смерти, а об увеселительной прогулке на свежем воздухе.

Они лихо крутили по Москве на раздолбанной, но шустрой «семерке», посмеивались над бледной от напряжения и страха Анной и заверяли ее, что быстро оторвутся от этих уродов. И действительно, с полчаса пропетляв с виражами до одури по московским улицам, оторвались.

Анна теперь даже не могла понять, в какой части города они находятся. Вроде где-то за Таганкой. Этот район она плохо знала.

— Братва не местная, — ухмылялся водитель, белобрысый Сашка. — Куда им до нас!..

От сердца немного отлегло. Может, и правда не все так страшно. Может, пронесло? Ребята травили анекдоты, и Анна вспомнила, как однажды в своем единственном пионерском походе почувствовала такое же разухабистое, боевое братство с сидящими ночью у костра ребятами. Все немного расслабились. Неожиданно из бокового проулка им в хвост вывернула красная «девятка». Ее окна были открыты, и инфракрасным, затылочным, зрением Анна уловила маленькие огненные вспышки, исходящие из этих темных окон, а может, просто кровь так билась в висках. Через секунду преследователи были уже рядом и со всей силы боднули их «семерку» в левый бок. Машина вильнула с дороги, перескочила бордюр, врезалась в бетонный фонарный столб, продолжая по инерции двигаться вперед, ударилась правым боком о ствол толстого клена и так заклинилась. Бежать было некуда. Анне сначала показалось, что непристегнутый Саша просто ударился головой о лобовое стекло, но слишком неестественно обвис он на руле, и с его белобрысого затылка живым ручейком заструилась под воротник рубашки кровь. Второй охранник, чернявый, похожий на цыгана Егор, раскинув руки, удивленно смотрел на мир широко открытыми глазами, и на его тельняшке расползалось огромное темное пятно. Егор поймал свою пулю, уже обернувшись назад для ответной стрельбы, но не успел, и на колени Анне тяжело упал взведенный, но так и не выстреливший ни разу револьвер. А из протаранившей их «девятки» к ней уже деловито устремился спортивного вида молодой мужчина славянской наружности в плотной лыжной шапочке. Анна обеими руками обхватила рукоятку револьвера, еще хранящую тепло уже холодных ладоней Егора, и подняла дуло на уровень груди спортсмена. Еще накануне Анна думала — легко ли убить человека, а теперь знала — легко. Гораздо легче, чем ударить, когда ты чувствуешь, как твоя рука касается чужого тела, как вспыхивают злобой глаза, как свистит в воздухе ненавистное дыхание. Стреляя, ты просто нажимаешь на курок: чик и кто-то там упал, а зачем он упал и почему — кто его знает… Этот кто-то, падая, потянул к себе ручку ее дверцы. Путь к свободе был открыт, но Анна все стреляла и стреляла, теперь уже в сторону водителя. Рука плясала от тяжести отдачи, и рассчитывать было не на что. Но новичкам всегда везет, судьба, как лукавый наперсточник, всегда подманивает нас первой, легкой, удачей, и сквозь разбитые окна Анна явственно увидела забрызганное кровью лобовое стекло красной «девятки». Если бы военрук, в которого она была влюблена в восьмом классе, знал, когда пригодятся его любимице навыки военного дела!

Нет, расстреляв все патроны, она не бросила оружия, не побежала с криком и слезами по улице. Пряча револьвер за пояс, под свитер, она метнулась из машины в сторону дворов, пробежала один пролет, потом заставила себя остановиться, идти неспешной походкой, улыбаясь мамам с колясками. Завернув в один из подъездов, она поднялась на последний этаж, содрала с себя парик, тщательно вытерла рукавом куртки револьвер и бросила его в мусоропровод. Потом засунула куртку и парик в рюкзак, припудрилась дрожащими руками. Пальцы с трудом удерживали зеркальце — крови нигде не было. Сердце билось и кричало так, что Анна думала, что оно может разорваться от малейшего движения. Минуту она просидела скрючившись, потом, собрав всю свою волю в кулак, вздохнула и медленно стала спускаться к лифту. На улицу вышла как ни в чем не бывало. Когда вдалеке раздался вой сирены, Анна уже садилась в автобус. Через пять остановок она сошла, снова прошла через дворы, у какой-то помойки выбросила парик и куртку, потом повторила свой заметающий следы маршрут еще раз, теперь уже на троллейбусе, и только тогда поймала такси и попросила отвезти ее в центр. В центре она пересела в другую машину и поехала на таможню. Все это она проделала не задумываясь, на автопилоте, словно активизировав когда-то давно заложенные ей под гипнозом знания диверсанта.