Того же, в принципе, желало и большинство масонов ВВНР. Среди прочих, казначей необычной структуры, А.А. Орлов-Давыдов, за которым стоял великий князь и знаменитый историк Николай Михайлович Романов. Наверняка оба очень сожалели, что в июле 1914-го Некрасов отсутствовал в Петербурге и не смог, приведя в действие координационный механизм, избавить Россию от власти дома Романовых. Однако ровно через год появилась новая возможность попытать счастья на ниве объединения друг с другом вышеупомянутой триады.

19 июля 1915 года в Петрограде возобновила работу Государственная Дума. Возобновила на фоне военных поражений в Галиции. 9 июня русская армия оставила Львов. 23 июля немцы взяли Варшаву. Между тем сессия замышлялась Кривошеиным как решающая для аккуратного принуждения императора к формированию «министерства общественного доверия», подотчетного прежде всего Думе, а уже потом государю. 9 августа шесть фракций условились учредить так называемый «Прогрессивный блок», опору будущего ответственного правительства. И все бы хорошо. Но вечером 23 июля Николай II узнает о падении Варшавы, после чего задумывается о возложении на себя звания Верховного главнокомандующего русской армии вместо дяди, великого князя Николая Николаевича. Окончательно монарх убедился в необходимости самому возглавить Ставку вечером 3 августа. Как ни странно, с А.В. Кривошеиным Николай II не советовался. Похоже, он не понимал, что своим намерением перечеркивал «новый курс» любимого министра.

Отныне о самоустранении царя от управления государством не могло быть и речи. Император – Верховный главнокомандующий априори должен участвовать в повседневном руководстве империей в качестве ее настоящего, а не мнимого главы. Естественно, царские министры воспротивились августейшему порыву и на встрече с самодержцем 20 августа старались отговорить Романова от опасной затеи, не раскрывая подлинную причину своей обеспокоенности. Увы, Николай II к ним не прислушался и 23 августа официально вступил в должность Верховного главкома. В отчаянии Кривошеин с товарищами предпринял рискованный демарш, подготовив и отправив царю письменный ультиматум: либо армия, либо сотрудничество с Думой. Фельдъегерь вручил Николаю II пакет вечером 22 августа, а 16 сентября в Ставке император лично отчитал восемь подписантов за «мятеж», после чего поэтапно уволил всех. Кривошеина – последним, 26 октября 1915-го.

Некрасов в самый разгар кризиса находился в Петрограде. Однако борцам за «министерство общественного доверия» масонской помощи не оказал. Координационный центр в лице ВВНР в те кульминационные дни опять не позаботился о налаживании контакта партий буржуазных с партиями социалистическими, хотя потенциалом для этого обладал немалым. По-видимому, пассивность сибирского профессора насторожила его покровителей-партнеров – Орлова-Давыдова и великого князя Николая Михайловича. Догадались они о причине саботажа или нет, а лидера организации решили поменять.

Беседуя в Париже с Николаевским, Гальперн перечислил всех секретарей ВВНР за семь лет: до 1912-го Некрасов, затем «до отъезда в конце 1914 г. на фронт – Колюбакин». А далее, «до конвента 1916 г., сначала Некрасов, затем Керенский; после конвента 1916 г. – я», то есть сам Гальперн. В мемуарах Керенского о том, что он возглавлял русских масонов, нет ни строчки, что вполне объяснимо. С конца 1915-го в течение шести или семи месяцев, до лета 1916-го, будущий вождь Февральской революции лечился от болезни почек в санатории Финляндии и, по собственным словам, в политической жизни России участия не принимал. Затем с середины августа до почти середины сентября отлучался в Ташкент для изучения обстоятельств восстания местного населения против призыва на военную службу. Таким образом, секретарствовать в «Великом Востоке народов России» Александр Федорович мог в лучшем случае несколько недель, если не дней, до конвента, который состоялся летом, и до командировки в Туркестан.

Скорее всего, Керенский в действительности ВВНР не возглавлял, а обмолвка Гальперна свидетельствует о попытке – удачной или не очень – свержения Некрасова с поста генсека. Предпринял ее, конечно, как и в 1910-м, все тот же серый кардинал – «денежный мешок» русских масонов А.А. Орлов-Давыдов. Надо полагать, не без благословения великого князя Николая Михайловича. Новый выдвиженец дуэта – А.Ф. Керенский, сдружившийся с графом около 1914 года, шафер на свадьбе Алексея Анатольевича, в нужный момент, подобно Некрасову, медлить и колебаться не стал бы. Впрочем, на конвенте Некрасов (напомню, лидер левых кадетов – ядра масонских лож), похоже, дал влиятельной паре серьезный бой. Делегаты – друзья и товарищи по партии вступились за вожака и не утвердили совершенный в кулуарах Верховного Совета переворот. Отсюда и странный финал форума: генеральным секретарем избрали компромиссную фигуру – социал-демократа Гальперна, не имевшего крепких связей и большого авторитета среди народнических и рабочих партий.

В принципе, после третьего съезда в руководстве организации возникло двоевластие – Некрасова и Керенского. Оба могли через «знакомых» эсеров, меньшевиков и большевиков вывести на забастовку или улицу десятки тысяч людей. Правда, цели они преследовали разные. Керенский ориентировался на всеобщую стачку по примеру 1905 года, чтобы убрать Романовых по-английски от бремени правления. Некрасов же…

А вот позицию сибиряка в ту пору, верно, никто толком уразуметь еще не мог. Не исключая Орлова-Давыдова и самого Керенского, бывшего с Некрасовым в приятельских отношениях. Примечательно, что политический спор на конвенте 1916-го это приятельство нисколько не расстроил. Напротив, Александр Федорович по-прежнему считал Николая Виссарионовича единомышленником, пусть и не слишком решительным. То, что его собрат-профессор мечтал о большем, о республике на манер французской, уважаемый адвокат вряд ли догадывался. Кстати, на съезде доминировало мнение крайне радикальное. «Для победы нужна революция!» Этому лозунгу, по мнению Гальперна, сочувствовали чуть ли не все делегаты с мест. Так что масонская верхушка с трудом их сумела успокоить. В какой-то степени общественный настрой также помог Некрасову устоять, хотя ему и пришлось разделить с Керенским контроль над ложами ВВНР, в том числе и над теми, где звучали отчеты эсеров, трудовиков и социал-демократов.

Двоевластие в рамках масонского Верховного Совета означало, что кульминация политического кризиса близка. Если не Некрасов, то Керенский в час «Х» проинструктирует «братьев» от трудовых партий, когда и куда надо выводить народ и под какими транспарантами. Ясно, что Александр Федорович призовет рабочий класс на всеобщую стачку, уделив особое внимание железнодорожным депо, предприятиям почты, телеграфа и телефонным станциям. Как и в октябре 1905-го, полный паралич двух систем – транспорта и связи – на фоне массовых акций солидарности тружеников других отраслей неминуемо приведет к отречению Николая II в пользу несовершеннолетнего сына Алексея и младшего брата Михаила Александровича, регента при нем. И тогда о настоящей республике можно будет забыть!

А час «Х» неуклонно приближался еще и потому, что в «Прогрессивном блоке» уже к зиме 1915-го осознали утопичность надежд на ответственное министерство при Николае II. Наблюдалось поголовное разочарование в способности царя прислушаться к мнению своих подданных. Как следствие, в оппозиционных кругах возрос спрос на разные проекты дворцовых «революций». В окружении родственников монарха, императрицы-матери и едва ли не всех великих князей спасение России видели в устранении любым путем Григория Распутина. В Думе же уповали на другой сценарий, военный, тот самый, за который некогда агитировал князь Бебутов. Заговор офицеров, а лучше генералов, причем фронтовых, должен тихо и мирно заставить государя добровольно сложить корону и уйти в сторону. Так как кадет Милюков чурался нелегитимных средств, то за вербовку ключевых армейских персон взялся октябрист А.И. Гучков, председатель ЦВПК (Центрального Военно-Промышленного комитета), распределявшего военные госзаказы по крупным частным заводам и фабрикам. Обеспечением работой мелких артелей и кустарей занимался Земгор (Союз земств и городов) во главе с князем Г.Е. Львовым. Они вдвоем и принялись осторожно зондировать мнение генералитета. К примеру, Львов встречался с М.В. Алексеевым, начштаба царя, о чем по своим каналам узнал Некрасов и не преминул на одном из заседаний Верховного Совета ВВНР проинформировать товарищей.