Теперь вздохнула Дайана.

– Но он и правда изгнал демона… демона равнодушия… Только слегка ошибся. Для Аригато пользы мало.

– Я это учту. Если убью брата Хакко, то безболезненно и быстро. – Он гладил ее волосы, плечи и шею. – Не будем об этом говорить. Лучше объясни мне кое-что, девочка… Монах решил, что ты – Дайана Кхан, прежняя супруга доктора. Ему кажется, что после реверсии с ней… с тобой… в общем, что-то случилось, нарушение психики или другое несчастье. Но что произошло на самом деле?

– Психические отклонения бывают до и после реверсии, – сказала Дайана. – Сильные – большая редкость, и те, что возникают после омоложения, лечатся или исчезают сами, исчезают бесследно в течение пяти-семи декад. Но иногда человек боится… боится этой процедуры… Калеб, ты ведь еще не проходил реверсию?

– Нет.

– Я тоже, но я антрополог и врач, так что посвящена во все детали. Это совершенно безболезненно – под действием волновой терапии ускоряется клеточный обмен, исчезают дефекты старения, но на память процедура не влияет. Память, самосознание, индивидуальность, все, что связано с высшей нервной деятельностью, остается неизменным. Личностные характеристики – одна из констант реверсии, ведь человеческий мозг старению не подвержен…

– Вот как! Я этого не знал.

– С мозгом другие проблемы. Есть масса состояний, пограничных с болезнью, и не всегда их можно распознать. Если диагноз правильный и поставлен вовремя, то…

Охотник наклонился к Дайане и снова погладил ее волосы. Они струились меж его пальцев как вода – прядь светлая, прядь темная.

– Ты умница, мой антрополог… Скажи проще, что случилось с прежней Дайаной Кхан?

– Синдром Флеминга, если использовать медицинские термины, – сказала она. – Человек страшится потерять свое «я» после реверсии, тянет, откладывает ее год за годом, пока не становится поздно… Она умерла в преклонном возрасте шестнадцать лет назад, и Аригато чуть не лишился разума от горя. Но потом нашел выход, и коллеги ему помогли… несколько медиков и биологов, все из Научного Дивизиона… – У Дайаны вдруг перехватило горло. – Они сделали меня… вырастили примерно за год… такой, какая я сейчас…

Лицо Охотника окаменело.

– Такой, как сейчас? То есть сотворили несмышленыша с телом взрослой женщины? – хрипло выдавил он. – Но это преступление! Нельзя лишать человека детства, как бы он ни появился на свет! Я не очень сведущ в законах о клонировании, но есть планеты, где за этот фокус можно попасть на рудник.

– На Авалоне тоже, – пробормотала она. – Но у Архивов большая власть, и все осталось в тайне… Дайана Кхан как бы прошла реверсию… и как бы долго восстанавливалась после нее… целый год, пока я не повзрослела…

– Год! – эхом откликнулся Охотник. – Год вместо двух десятилетий! – Он взял ее лицо в ладони, погладил пальцами виски. – И теперь тебе кажется, что ты не совсем человек? Потому, что ты не была младенцем, девочкой, подростком?.. Не знала матери, не сидела на коленях у отца?.. Потому, что ощущаешь себя куклой для забав в постели?.. Ну, это на совести твоего ученого супруга и его приятелей! Великие Галактики! Я отберу тебя у них! И если пикнут…

Его пальцы, только что такие нежные, осторожные, сжались в кулак. Неожиданно для себя самой Дайана рассмеялась.

– Не злись, Калеб! Я обязана этим людям жизнью, и теперь я – человек. Женщина, которая понравилась одному Охотнику из стокгольмского инкубатора… Калебу, сыну Рагнара, внуку Херлуфа… Это самое важное. С остальным я разберусь.

Дайана отступила на шаг, всмотрелась в его лицо.

– Разборки – дело Охотников, – сказал он. – Не хочешь, чтобы я помог?

– Ты уже помог. Поцелуй меня. И не уходи из трюма слишком быстро.

Лифт поднял ее на жилую палубу. До срока, назначенного капитаном, оставалось больше двух часов. Дверь отсека гибернации была открыта, и Дайане подумалось, что придется лежать там вместе с двумя мужчинами, равно неприятными, но оказавшими ей важные услуги. Как-никак Аригато Оэ одарил ее жизнью, а брат Хакко – чем-то таким, без чего ее жизнь не стоила горсти песка.

Она подошла к каюте монаха. Людвиг внезапно пробудился, забормотал тонким мальчишеским голоском:

– Не делай этого, Дайана Кхан, не делай! Ищешь неприятностей? Зачем? Ты нашла себя, нашла человека, который тебя защитит, ты стала свободной… Чего еще ты желаешь? У тебя и так все хорошо…

– Еще не все. Открывай!

– Я не могу без его разрешения.

– Тогда скажи, что я хочу его видеть. Ну, спрашивай!

– Не торопись. Я пришлю робота. На всякий случай.

– Хочешь защитить от меня этого мерзавца? Я его пальцем не трону. Клянусь!

– Твоя ирония неуместна, – обиженным тоном сказал Людвиг. – Я беспокоюсь. В случае насильственных действий отсек будет затоплен сонным газом.

Дверь отъехала в сторону, и Дайана переступила порог.

– Рад тебя видеть, дочь моя, – с кривой улыбкой сказал брат Хакко.

– Я вам не дочь.

– Прости, сестра…

– И не сестра. – Она вытащила игломет и встала сбоку от сидевшего в кресле священника. – Я клон прежней Дайаны Кхан, и у меня нет родичей. Предупреждаю, не поворачивайте голову. У меня парализатор, и я умею с ним обращаться.

– Но, сьона, чем вызвано это вторжение? – Брат Хакко сложил руки на коленях и уставился в пол.

– Другим вторжением, которое вы совершили. Я готова вас простить, видят Святые Бозоны… Но если попытка повторится…

– Тогда, сьона, вы опять пришлете ко мне Охотника? – с едва заметной издевкой спросил монах.

– Нет. Свои проблемы я решаю сама. Я убью вас, брат Хакко. Может быть, так.

Она вскинула оружие, крохотная стрелка пробила ухо священника и воткнулась в стену. Затем повернулась и выскользнула из каюты.

* * *

Прыжок, прыжок, прыжок… Все дальше и дальше от границ Распада… Полет в чудовищной пропасти, которую разум не может ни представить, ни объять… Корвет и транспорт казались мошками, летящими беззвездной ночью над океаном, мошками, что покинули один континент в поисках другого. Впрочем, сравнение было не совсем верным: если сопоставить корабль с мошкой, то подходящего океана не нашлось бы на Земле и в других мирах Галактики. Пожалуй, мошки летели на Луну или даже на Марс… возможно, к другой звезде, и не очень близкой к Солнцу.

Прыжок, прыжок, прыжок… В холоде и мраке, без вида небес с пылающими светилами, где навигатор прокладывает курс по очертаниям галактик, по цефеидам, маякам Вселенной, по сверхновым звездам и шаровым скоплениям. Отсутствие ориентиров, подтверждающих факт движения, было самым неприятным; чудилось, что корабли застыли в черной вязкой патоке и останутся вечно в одном и том же месте необъятной пустоты. В первые дни, в промежутках между прыжками, Калеб раскрывал экран и всматривался во тьму, но скоро это занятие стало опасным – он вдруг ощутил, что Мироздание, с его планетами, звездами и всем сотворенным людьми, исчезло, бытие как бы свернулось до масштабов корабля, где пребывало все человечество, трое спящих и трое бодрствующих. Эта иллюзия оказалась так сильна, что напугала Калеба; огромный мир будто бы просачивался между пальцев, ускользал за грань сознания, и приходилось напрягаться, чтобы поверить в его реальность. После пятого прыжка он уже не пытался разглядывать черный провал, в котором повисли корвет и транспортный корабль, – возможно, летящие куда-то или застывшие в пространстве, где больше не было ровным счетом ничего.