Жерар двинулся по извилистым коридорам с быстротой, которая свидетельствовала о том, что он все обдумал заранее. Мысленно он восстановил в памяти расположение древних стен и башен, которые видел накануне вечером, и понял, что огромный донжон, центр и опора всего здания, может быть тем местом, которое он ищет. С заостренным колом в руке, он миновал множество потайных комнат, прошагал мимо множества окон, выходивших во внутренний двор, и наконец достиг нижнего этажа главной башни. Рауль следовал за ним по пятам.

Вскоре они оказались в большом пустынном зале с облицованными камнем стенами, который освещался тусклым дневным светом, лившимся через узкие бойницы, расположенные высоко наверху и предназначенные для лучников. В зале царил полумрак, но Жерар разглядел очертания предмета, находившегося посреди комнаты, который казался совершенно чуждым окружающей обстановке. Это была мраморная гробница. Подойдя ближе, он увидел, что поверхность ее источена непогодой и временем и покрыта серым и желтым лишайником, который растет только на солнце. Плита, накрывающая гробницу, была очень широкой и выглядела такой массивной, что два человека с трудом смогли бы поднять ее. Рауль бессмысленно уставился гробницу.

– И что теперь, мессир? – спросил он.

– Мы с тобой, Рауль, попали в спальню наших хозяев.

По команде Жерара слуга взялся за один конец плиты, а сам трубадур ухватился за другой. Огромным усилием, от которого их кости и сухожилия напряглись до предела, они попытались сдвинуть ее с места. Но плита едва шевельнулась. Наконец, со стонами, напрягая все свои силы, они приподняли ее с одной стороны. Плита соскользнула и с грохотом упала на пол. Под ней оказались два открытых гроба, в которых лежали сьер дю Малинбуа и леди Агата. Оба, казалось, мирно спали, словно дети. Но на их лицах застыла печать затаенного греха, умиротворенного зла, а губы их казались еще более красными, чем прежде.

Не раздумывая, Жерар вонзил острый конец кола в грудь сьера дю Малинбуа. Тело рассыпалось в прах, словно было сделано из пепла, и легкий запах давнего тления коснулся ноздрей Жерара. Точно так же он расправился с леди дю Малинбуа. И тут башни замка растаяли, словно зловещие испарения, стены рассыпались, как от удара невидимой молнии. Чувствуя головокружение и замешательство, Жерар и Рауль увидели, что замок исчез без следа. И мертвого озера и его тленных берегов как не бывало. Они оказались на освещенной утренним солнцем лесной поляне, а от зловещего замка осталась лишь покрытая лишайником пустая гробница. Флоретта с горничной стояли поодаль. Жерар подбежал к девушке и заключил ее в свои объятия. Она еще не пришла в себя, словно только что пробудилась от долгого колдовского сна.

– Я думаю, любовь моя, сьер дю Малинбуа с женой больше никогда не помешают нашим свиданиям, – уверил свою возлюбленную Жерар.

Но Флоретта от изумления все еще, не обрела дара речи и смогла ответить на его слова лишь поцелуем.

У Боба Хэйнса и Пола Септимуса Чанлера, на первый взгляд, было мало общего, разве что оба оказались в затруднительном положении, когда остались на чужой планете без всяких средств.

Хэйнса, третьего пилота космического лайнера, обвинили в неподчинении начальству. Его высадили в Игнархе, торговой столице Марса и центре пересечения космических линий. Обвинение против него выдвинули только из-за капитанской антипатии, но так или иначе Хэйнсу до сих пор не удалось подыскать себе новое место, а месячное жалование, выплаченное ему при расставании, ужасно быстро поглощалось пиратскими расценками в отеле «Теллуриан».

Профессиональный писатель Чанлер, специализирующийся на межпланетной беллетристике, решил подкрепить свое богатое воображение солидной основой личного опыта. Он прибыл на Марс, и, спустя несколько недель, деньги его иссякли, а новые от издателя еще не поступили.

Помимо неудач, Пола и Боба объединял также безграничный интерес ко всему марсианскому. Вместе их свела жажда экзотики. Несмотря на явные различия в темпераментах, они стали верными друзьями и бродили по местам, которых земляне обычно избегали.

Они провели уходящий день, забыв о своих тревогах, в причудливом лабиринте зданий старого Игнарха. Марсиане свой город на восточном берегу великого Яханского канала называли Игнар-Ват. Приятели возвращались сюда в предзакатный час по идущей вдоль канала набережной из пурпурного мрамора. Они подходили к мосту длиной в милю, ведущему в современную часть города, Игнар-Лут, где находились консульства землян, конторы по перевозке грузов и отели.

Закат – час марсианского богослужения, когда Айхаи собираются в своих не имеющих крыши храмах, умоляя вернуться заходящее солнце. Нескончаемые звуки бесчисленных гонгов пробивали разреженный воздух, словно бились тысячи возбужденных металлических пульсов. Извилистые улицы были почти пустынны, и только по угрюмым зеленым водам неспешно проплывали взад и вперед несколько барж с розовато-лиловыми и алыми парусами в форме ромба.

Дневной свет с заметной быстротой угасал за тяжеловесными башнями и похожими на пагоды пирамидами Игнар-Лута. В тени огромных солнечных часов, довольно часто встречающихся по берегам канала, ощущалась прохлада наступающей ночи. Раздражающий слух металлический лязг гонгов внезапно прекратился, и наступила наполненная таинственными шепотами тишина. На фоне черно-изумрудного неба, усыпанного ледяными звездами, выступали громады зданий древнего города. Окружающие сумерки несли едва уловимые экзотические запахи, они возбуждали и беспокоили землян какой-то чуждой тайной. У моста приятели примолкли, ощутив в сгущающемся мраке жуткую чужеродность. Гораздо глубже, чем при дневном свете, они чувствовали скрытые движения жизненных форм, непостижимых для детей других планет. Межпланетную пустоту между Землей и Марсом преодолели, но кто способен пересечь эволюционную бездну между землянином и марсианином?

Марсиане терпимо отнеслись к вторжению землян и позволили им наладить торговлю между двумя мирами. Их молчаливое поведение было достаточно дружелюбным. Ученые с Земли овладели языками марсиан, изучили их историю. Но оказалось, что настоящего обмена идеями так и не произошло. Отличие марсианской цивилизации состояло в ее многосложности, а одряхлела она еще до того, как Лемурия опустилась на дно океана. Ее науки, искусства и религию покрывала седина невообразимого количества тысячелетий, и даже самые простые обычаи родились под влиянием сил и условий, чужеродных землянам.

Хэйнс и Чанлер чувствовали ненадежность своего положения и испытывали настоящий ужас от неведомого древнего мира.

Они ускорили шаг. Широкая набережная казалась пустынной. Легкий мост без перил охраняли десять колоссальных статуй марсианских героев, которые стояли в боевых позах у первого пролета.

Земляне вздрогнули, когда фигура марсианина, лишь немногим уступающая по размерам каменным изваяниям, внезапно отделилась от сгущающейся тени памятников и мощными шагами двинулась вперед.

Десятифунтовый марсианин был выше среднего Айхаи на целый ярд, но ничем не отличался: массивная выпирающая грудная клетка и длинные костлявые руки и ноги. На голове его выделялись далеко выступающие уши и глубокие ямы ноздрей – даже в сумерках замечался их трепет. Глаз, утонувших в бездонных глазницах, не было видно, если не считать красноватых искорок, которые, казалось, висели внутри черепа. Странный персонаж. По местным обычаям – практически обнажен, но обруч на шее из кованого серебра указывал, что он – слуга какого-то благородного господина.