Кроме принадлежностей, без которых не обходилось ни одно учреждение, – перьев, бумаги, чернил, сургуча, сундуков для хранения бумаг, – для специфической работы Тайной канцелярии требовались еще и «снасти, подлежащие к учинению колодникам экзекуции»: кнуты, клейма, щипцы для вырывания ноздрей, штампы для клеймения. Можно представить примерную сумму расходов на это оборудование: после пожара в Ярославском остроге туда из Московской экспедиции были присланы 30 кнутов стоимостью по 20 копеек и щипцы со штемпелем за 1 рубль 20 копеек – на общую сумму 7 рублей 20 копеек.[168] В конце XVIII столетия к расходам добавилась еще оплата информации секретных агентов Тайной экспедиции. Приходилось тратиться на содержание арестантов и самих следователей – закупку «корма», дров, свечей. Об условиях тюремной жизни колодников речь пойдет в другой главе нашей книги. Здесь же отметим, что она была для государства не слишком обременительной: при Петре I на нужды подследственных выдавались (только не на руки колодникам) единовременные суммы несколько раз в год. Так, в 1718 году эти средства были истрачены на лекарства (5 рублей «в разные числа»), «на покупку капусты к прикладыванию пытанным» (2 рубля), на сальные свечи.

На пропитание арестантов выдача денег первоначально вообще не предусматривалась; когда их все же стали выдавать, то ежедневная сумма составляла – в зависимости от статуса колодника – от гроша до алтына. В 1720-х годах появились нормы казенного содержания подследственных; в одном из дел 1724 года указано, что на рядовых колодников выделялось по 3 копейки в день; в середине столетия сумма была урезана до 2 копеек, но во второй половине столетия могла достигать пятака. Другой вопрос, насколько деньги реально ассигновались и как часто доходили до адресатов при немалых финансовых трудностях, когда и чиновники, и караульные больше года не получали жалованья. В таких случаях министры своей властью распоряжались выдать караульным солдатам по рублю,[169] а о зарплате сотрудникам все же просили «милостивого указа». При этом потраченные на колодников деньги для государства не пропадали: в бумагах Тайной канцелярии встречаются запросы других учреждений о ее расходах на содержание подведомственных им колодников, чтобы вычесть соответствующие суммы из их жалованья.

Между тем деньги в петровской Тайной канцелярии водились, и основные средства в ее бюджет поступали именно благодаря арестантам: туда передавались конфискованные «пожитки» осужденных, которые потом распродавались с торгов.

Порой такие поступления составляли внушительную сумму: в 1726 году дворянин Иван Сурмин просил о возвращении конфискованных у него двора и 24 882 рублей, поскольку он, как выяснилось на следствии, «не приличился ни в каком преступлении» и был оговорен «неправым доносом» фискала Семена Меньшого. Екатерина I милостиво повелела выдать пострадавшему 5 тысяч рублей – видимо, остальные деньги к тому времени уже были потрачены.

Так же обошлись со стольником Кириллом Матюшкиным, чье имущество было конфисковано в 1718 году и продано за 7 910 рублей, из которых владелец получил обратно в 1726 году 2 тысячи. Только генералу князю В. В. Долгорукову повезло больше: его вотчины были проданы казной за 6 600 рублей, но императрица распорядилась вернуть всю вырученную сумму отправлявшемуся в иранские провинции полководцу «вместо деревень»; вместе с деньгами фельдмаршал получил обратно свои книги и даже ордена.[170] Несколькими годами ранее из его конфискованной наличности были выданы 200 рублей «князь Василия Долгорукова бывшей матресе Софье Ивановой дочере».

Но больше всего посчастливилось другой «метрессе» – возлюбленной царевича Алексея. Крепостная «девка Офросинья» получила в феврале 1720 года на приданое 3 тысячи рублей «изо взятых денег блаженной памяти царевича Алексея Петровича».[171] Возможно, освобождением и щедрым царским подарком Евфросинья была обязана своей откровенности на следствии – показаниям о намерениях своего господина.

И в петровское время, и позднее бюджет Тайной канцелярии пополняли, помимо казенных средств, суммы не совсем понятного происхождения. Так, в 1748 году в приход были записаны «присланные от лейб-гвардии Преображенского полку маэора Федора Ушакова» 958 рублей, доставленные из Новгородской губернской канцелярии «с некоторого человека за вину» 10 рублей и несколько десятков рублей, вырученных от продажи чьих-то «пожитков». Всего же в ведомство Шувалова в том году поступили 6 596 рублей 25 копеек; расходы же составили 5 858 рублей 80 копеек, и остаток суммы перешел на следующий год.[172]

Как мы помним, чиновники Тайной канцелярии жалованье получали нерегулярно, но имевшиеся в «приходе» деньги самовольно тратить не могли; при ликвидации учреждения в 1726 году в его кассе имелось 5 059 рублей, которые были переданы в императорский Кабинет, да еще надлежало взыскать долг по «астраханским делам» в 10 730 рублей. Кроме того, канцелярия выдавала наличные деньги с ведома царя в беспроцентный кредит другим государственным учреждениям – коллегиям, конторам, а частным лицам (в основном офицерам гвардии) – под 12 процентов годовых.

Согласно одной из сохранившихся ведомостей, в 1759 году в Тайной канцелярии имелась в приходе крупная сумма – 14 768 рублей 45 копеек, да еще какого-то «Резвого деньги» – 5 504 рубля; расходы же «по указам» составили 9 995 рублей 38 копеек и превышали обычные траты на жалованье и содержание подследственных; таким образом, баланс был, как сейчас принято говорить, профицитным. А в 1760 году, наоборот, доходов не оказалось, и Тайная канцелярия сама получила из петербургской рентереи сначала 5 тысяч рублей, а потом еще 5 169 рублей «на известные комиссии», суть которых в ведомости не раскрывалась. Но даже при таких средствах зарплату чиновникам вовремя не платили, и руководство канцелярии вынуждено было выдавать подчиненным небольшие суммы (от 10 копеек до 25 рублей) «в зачет жалования».[173]

Движение денежных средств по имеющимся в нашем распоряжении документам проследить крайне трудно. Официальный же бюджет оставался стабильным и увеличился до суммы примерно в 4–5 тысяч рублей только в царствование Елизаветы Петровны. При этом он не всегда расходовался полностью: экономия зарплаты выходила за счет вакансий – «за малоимением служителей»: только в Московской конторе в начале 1762 года такой остаток составлял 348 рублей.

При Екатерине II он вырос ненамного, несмотря на повышение жалованья чиновникам и увеличение числа классных (требовавших офицерского чина по Табели о рангах) должностей. В 1789–1794 годах Тайная экспедиция регулярно получала из «остаточного казначейства» по 5 тысяч рублей в год. Однако их явно не хватало: в 1791 году расходы составили 6 305 рублей, а в 1793-м – 8 454 рубля. В этой ситуации недостающие средства брались из хранившихся в экспедиции сумм, полученных за проданные «пожитки» осужденных.[174]