– Вот-вот, не волнуйся,– поддакнул Феликс, озадаченно глядя на Мэгги, словно она сказала что-то из ряда вон. Потом поднял глаза на сестру.– Мэгги, постойка! Мы чуть не забыли! Франческа – тоже семитка. Она лучше подходит. Франческа, мне очень не хочется быть твоим акушером, но позволь хотя бы сказать…

У Мэгги екнуло сердце.

– Сумасшедший! – прошептала Франческа, пятясь к двери.

Спохватившись, что точно так же он потерял Аделину, Феликс быстро исправился:

– Хорошо-хорошо. Нет так нет. Раз Мэгги хочет, это ее право. За нас не беспокойся, сестрица, каждый день будем слать весточки.

Мэгги показалось, что мисс Росси вот-вот расплачется.

– Ненормальные! – выкрикнула Франческа.– Как мне вас отговорить?

– Никак! – вскинулся на нее Феликс.

Мэгги слышала их тяжелое дыхание, видела, как они смотрят друг на друга с осознанием того, что драгоценная нить, связывавшая их всю жизнь, вот-вот порвется.

Феликс отвернулся и взял Мэгги под руку, когда Франческа вдруг устало произнесла:

– Неужели вы думаете, что я позволю вам ввязаться в это гиблое, безумное, пропащее дело без меня?

Доктор Росси подбежал к ней и стиснул в объятиях, а Мэгги поняла: он все время рассчитывал на ее помощь.

В эту секунду хлопнула входная дверь.

Франческа ойкнула.

Когда они выбежали в фойе, дядя Симон и кузина Летиция уже ехали вниз.

Рано утром Сэм вылетел из лондонского аэропорта Хитроу и приземлился в Ньюарке. Было десять минут двенадцатого, а значит, утренние пробки уже немного рассосались. Довольный проделанной работой, он ехал в такси и предавался приятным воспоминаниям. Подумать только: один звонок, один визит, один чемоданчик денег – и дело в суде, стараниями адвоката из юридической фирмы, человека весьма гибких моральных принципов. Кто истец? Некий доктор Абрамс, в прошлом уважаемый ученый, а ныне – завсегдатай баров. Кто ответчик? Джером Ньютон.

Сэм хмыкнул.

Ему не составило труда выяснить, кто такой этот Ньютон – аристократишка, подавшийся в газету больше от скуки, чем от безденежья. Не то чтобы благороден и не особенно ценим. В чем его обвинили? Вмешательство в личную жизнь. Кража частных бумаг, на основании которых была состряпана статья «Америка клонирует».

Разумеется, Ньютон ничего не крал, но для самозащиты ему пришлось бы открыть истинный источник своих сведений и назвать имя ученого, до сих пор находившееся под вопросом. Узнав о начатом против него деле, Ньютон поспешил обратно в Лондон.

Теперь Сэм ждал звонка – со дня на день, с минуты на минуту.

Расслабившись на сиденье такси, он любовался видом. Риверсайд-драйв… как он любил эти места! Здесь, у лодочной пристани на перекрестке с Семьдесят девятой, Сэм частенько прогуливался у кромки воды, вдыхая морской воздух. Но еще больше он любил забредать к памятнику морякам и солдатам, погибшим в Гражданскую войну, стоящему на холме у Восемьдесят девятой. Чтобы добраться до его подножия с белокаменными колоннами, приходилось изрядно отмахать по парку, зато с монумента открывался чудный вид на море листвы, реку Гудзон и берег Нью-Джерси. В прошлом году одна шлюха, решив, что он выпил лишку, попыталась его облапошить, но осталась ни с чем. А вот Сэм получил что хотел.

– Э-э, опять пробки,– буркнул шофер-пакистанец, давя на тормоза.

От усталости Сэма потянуло в сон. Проснувшись, он продрал глаза и достал бумажник, поскольку такси уже подкатило к зданию на Пятой авеню. У входа красовался темный внедорожник класса люкс, совсем новый – на заднем стекле виднелся приклеенный скотчем временный номер. «Рейндж-ровер». Кого он вез, сзади было не разглядеть. Но вот внедорожник отъехал, и такси заняло его место. Когда Сэм закрыл за собой дверцу, из вестибюля вышел дежурный охранник.

– Здорово, Сэм. Как съездил?

– Удачно. В здании порядок?

– Ага.

– А кто уехал в том «ровере»? – спросил Сэм на пути к своему входу, в нескольких шагах от парадного.

– Понятия не имею. Я только заступил на смену. Придется тебе узнавать у…

– Ладно, понял.

Своего заместителя он расспросит попозже.

Сэм открыл дверь квартиры, поставил чемодан и снял плащ. Затем достал сегодняшнюю «Нью-Йорк таймc» и направился в уборную, на ходу переворачивая страницы. Опять там снимки из африканской страны – противницы той, чьим представителям он носил конверты. Фото детей с головами, разрубленными мачете; казалось, кто-то унавозил их телами целое поле. Сэм прочел статью, борясь с тошнотой. Куда, черт побери, смотрели наши? Где звуки горна, где топот кавалерии, спешащей на выручку? Почему их до сих пор нет?

Мэгги совсем не ожидала, что роль новой Марии принесет ей богатство. Она сидела в новеньком «рейнджровере» Росси цвета ниагара с песочной обивкой – если верить Франческе. Для Мэгги машина была темно-серой, а сиденья – бежевыми, да и только. До сих пор доктор Росси твердил, что машина ему не нужна, но, поскольку предстояло на девять месяцев затаиться, пришлось купить.

Сидеть было очень комфортно, даже сзади, однако снаружи машина казалась чугунной – этакая помесь танка с лимузином. В багажник загрузили четыре коробки вещей из лаборатории доктора плюс несколько чемоданов, включая его кожаный кейс и набор сумок мисс Росси, сшитых по индивидуальному заказу. Все пожитки Мэгги из ее спальни на Пятой авеню уместились в одной кошелке. Ей было необязательно возвращаться домой – попугаев или кошек она не держала, а из родни извещать было некого. Доктор Росси обещал придумать какую-нибудь историю для ее подруги Шармины. Потом он усадил Мэгги перед Франческой и сказал, что совещался с поверенным, служившим им еще до того, как погибли родители, и решил вручить ей, Мэгги, две кредитных карты и удвоить жалованье, а поверенный, кроме того, положит на ее счет пятьдесят тысяч, как только она забеременеет. Следующим шагом ей предложат подписать два комплекта бумаг: один – с обязательством Росси оформить частичное опекунство на ребенка, второй – с гарантией пожизненных выплат, если она благополучно родит в течение пятнадцати месяцев.

Итак, ее ждет безбедная жизнь.

И все же один пункт продолжал Мэгги беспокоить. Контракт требовал, чтобы она была совершенно здорова для проведения эксперимента. В лаборатории Росси не нашлось подходящего оборудования, чтобы провести медосмотр, так что его отложили до прибытия в Клиффс-Лэндинг.

Пока «ровер» мчал на север, Мэгги вела мысленный разговор с Богом по поводу собственного давления. Оно теперь то и дело прыгало вверх – очевидно, из-за пристрастия к жареному, от которого Мэгги, несмотря на советы врача, так и не смогла отказаться. Сейчас, глядя на текущую под мостом реку, она просила о чуде. Если только Господь удержит ее давление в норме во время проверки, она обещает проститься с отбивными, куриными грудками и кукурузой с маслом… Даже хворост перестанет готовить, лишь бы все прошло гладко.