Величко взял пистолет и всадил в рот каждому мертвецу пару пуль. Положили тела рядышком, возле самого края траншеи, занялись «Жигулями». Обыскали багажник и салон, бросили в костер то, что горит.

Акимов подошел к Каширину, свесившему голые ноги в траншею, сел рядом передохнуть. Достал сигареты, сигаретный дым приятно закружил голову.

– Беспокойный сегодня вечер, – брякнул Каширин.

Подумал, подумал и решил, что определение «беспокойный вечер» применительно к двойному убийству и навозным раскопкам, не совсем точное.

– Может, пожевать хочешь? – то ли в насмешку, то ли серьезно предложил Акимов. – Там котлеты оставались. А то они испортятся.

– Пусть портятся, – сказал Каширин. – Неужели вы думаете, что кусок полезет в горло после всего этого?

Акимов замахал в воздухе руками, отгоняя мух.

– Я вам не рассказал ту историю, про свинью, – сказал он. – Которую я спас. Так вот, ветеринар на зоне был вольняшка, ночевал в поселке. А меня, как его помощника, вызывают ночью на свиноферму. У них свинья подыхает неизвестно от чего. Я взял фонендоскоп, зашел в клеть, послушал дыхание свиньи. Вроде, хрипы в легких.

– Извините, что перебиваю, – сказал Каширин. – Я подумал, хорошо, что среди нас есть врач. Или почти врач. Может, пригодятся ваши навыки.

– Я не врач, даже не ветеринар. Так вот. Я поставил свинье диагноз: воспаление легких. А раз такое дело, нужно поддержать сердце. Короче, я вколол ей четыре кубика камфары и пошел спать. Утром меня вызывает фельдшер и материт по черному: на кой хрен ты сделал камфару? Чтобы сердце поддержать. Эта свинья предназначалась на забой. Теперь ее мясо будет пахнуть этой дрянью целый год. Свинину нельзя употреблять в пищу. Если ее сейчас забить, сто килограммов мяса и сала – на выброс.

– И чем дело кончилось?

– Свинью сделали свиноматкой, она принесла обширное потомство. И, наверное, долго прожила, умерла старой и счастливой. Точно не знаю. А я получил трое суток ШИЗО. Пострадал за свинью. Понес свой крест.

Закончив этот в высшей степени нравоучительный рассказ, немного передохнувший Акимов натянул высокие сапоги Каширина, спустился в траншею. Поплевав на ладони, взялся за лопату.

* * *

Тем временем Величко кряхтел от удовольствия, садясь за руль грузовика. Он дал задний ход, переключил передачи, разогнался. Он утопил в полу педаль газа. Грузовик, набирая ход, тяжело заревел. На скорости шестьдесят километров груженый «Урал» влетел в левую боковину «Жигулей».

Глухой удар, легковушку отбросило в сторону, разлетелись осколки разбитых стекол. Величко только вошел в раж. Он снова дал задний ход, на этот раз чуть не задел бортом зазевавшегося Каширина, едва успевшего отпрыгнуть в сторону.

На коротком отрезке «Урал» разогнался до пятидесяти. На этот раз удар пришелся в правую сторону «Жигулей». Отлетели колеса. Разбитая легковушка съежилась, словно смятая консервная банка.

После третьего удара бампер грузовика разорвал жестяную таратайку надвое. В следующие пять минут Величко закончил дело, превратив останки «Жигулей» в несколько плоских металлических блинов. Величко с красным потным лицом, разгоряченный неравным поединком с «Жигулями», вылез из кабины и стал изучать передний бампер «Урала», подсчитывая на нем бледные царапины.

Довольный собой он подошел к краю траншеи, сбросил с плеч на землю кожаную куртку. На Величко остался в майке с короткими рукавами, вся майка в мелких частых дырках. Будто ее прострелили из дробовика, а потом хорошенько отстирали от крови. Отобрав сапоги у Рогожкина, Величко полез в траншею.

Он, работая без остановки, как живой экскаватор, стал углублять яму, оставленную Кашириным. Все закончили к половине второго ночи. Трупы сбросили с откоса, затем перетащили их к одной из ям.

– Все суета сует, – заметил Величко и ногой столкнул в навозную могилу одно из тел.

– И не говори, – откликнулся Акимов, сталкивая вниз второй труп. – Все там будем.

В ту же яму кинули стволы, некогда принадлежавшие Воронцову и Гужу: укороченный Калашников, пятизарядное помповое ружье турецкого производства и два «ТТ». Наскоро забросали могилу навозом, утоптали ногами. Теперь наступила очередь захоронения останков «Жигулей». Акимов снял с четырех колес покрышки, бросил их в кузов «Урала».

– Зачем они вам? – спросил Каширин.

– Пригодятся.

Акимов отмахнулся, не осталось сил на долгие разговоры. Прицепив металлолом к грузовику буксовочным тросом, дотащили его до края траншеи, сбросили вниз. А дальше по старой схеме. Взявшись вчетвером, столкнули автомобильные останки во вторую яму, круглую и глубокую, как воронка от авиабомбы. Скатили туда же колесные диски, бросили оторванный глушитель. Снова взялись за лопаты. Затем долго утаптывали навоз.

Когда Каширин забрался на откос траншеи, от усталости он не чувствовал под собой ног.

Глотнув воды из фляжки, он, ощутил под ногами не твердую земля, а шаткую палубу корабля, попавшего в шести бальный шторм. Каширин забрался на сиденье, вытянул гудевшие ноги и уже был готов провалиться в глубокий сон. Но тут вернулся Акимов, сел на соседнее кресло, тронул Каширина за плечо.

– Спи, спи, – сказал он. – Я только хотел сказать, что выезжаем через полтора часа. Пока за рулем посижу я. А ты отдыхай.

– Выезжаем? – тупо переспросил Каширин.

– Безопаснее пересекать границу часа в четыре утра, – кивнул Акимов. – Мертвое время.

Акимов сказал еще что-то, но Каширин уже не слышал. Он провалился в сон, как труп в навозную яму.

* * *

Огромная желто-оранжевая луна стояла над горизонтом. Похожая на тусклый прожектор, она освещала пустынную плоскую степь. Освещала два грузовика, мчащиеся по степи. Машины шли, оставляя за собой высокий, приметный издали шлейф пыли и песка. Сквозь щели мелкий песок налетел в кабины грузовиков, забивал уши и носы, мешая дышать. Скрипел на зубах, налипал на потные лица.

Каширин, свернувшийся калачиком на сидении, очнулся от мелкой тряски. Он выпрямил ноги, сел, но еще не смог до конца проснуться. Долго тер лоб, потом стал смотреть на луну завороженным взглядом. Такой луны, огромной, зловещей, он еще в жизни не видел. Он даже не сразу понял: то ли это луна, то ли солнце взошло. Но если это все-таки солнце, почему так темно?

Акимов не отрываясь смотрел вперед, на скорости он боялся влететь в овраг или яму.

– Давно едем? – спросил Каширин.

– Да уж больше часа, – сказал Акимов.

Продолжая смотреть вперед, он стал шарить рукой по сиденью, пока не нащупал фляжку. Зубами отвинтил колпачок, набрал воды в рот, прополоскал его и выплюнул воду себе под ноги. Каширин вытащил из сумки двухлитровый термос, потряс его. Пусто. Кофе выпили еще там, на шоссе, перед двойным убийством, перед свинофермой. Боже, неужели этот кошмар был явью, а не сном? Пыль и песок щекотали ноздри. Каширин чихнул, взял с сиденья фляжку, глотнул воды.