За столом, опершись на него локтем, сидела немолодая женщина. У ног ее терлась, выгибая спину, серая полосатая кошка. Женщине на вид было лет пятьдесят. У нее было продолговатое лицо, длинный нос, по-мужски большой рот с выпирающей нижней губой и волевой подбородок. Во взгляде близко посаженных светло-карих глаз чудилось что-то неприятно тяжелое. В поредевших рыжеватых волосах, собранных в жидкий пучок на затылке, почти совсем не было седины. Одета она была в простую домашнюю тунику темно-болотного цвета.

– Приветствую тебя, госпожа! – обратилась она к Полле. В ее выговоре не было никакой примеси просторечия, она говорила так, как будто принадлежала к высшему обществу. Полла ответила на приветствие и хозяйка спросила: Что привело тебя ко мне?

– Мой муж болен… – нерешительно начала Полла.

– И чего бы ты хотела для него? – вопросительно посмотрела на нее Верекунда.

– Разве для больного можно желать чего-то кроме выздоровления? – Поллу несколько удивила сама постановка вопроса.

– Разные люди разного желают, – уклончиво ответила знахарка. – Но я рада, что имею дело с преданной женой. Так что же с ним?

– Он… пережил глубокое потрясение и впал в меланхолию… – начала Полла, не зная, в какой степени этой женщине можно доверить правду.

– Надеюсь, не ты была причиной этой меланхолии? – Верекунда усмехнулась недоброй, как показалось Полле, усмешкой.

– Нет, конечно не я! – залепетала Полла, растерявшаяся от столь несправедливого обвинения. – Я очень люблю мужа! Больше жизни!

– Бывает же такое! – хмыкнув, покачала головой травница.

В это время раздался стук входного молоточка. Послышались шлепающие шаги девки, пошедшей отпирать, звяканье щеколды, а потом – громкий мужской голос:

– Это опять я. Ну как, готово то, о чем я просил?

– Сейчас узнаю.

Девка вновь возникла в комнате и что-то шепнула на ухо Верекунде. Та встала, извинилась перед Поллой и вышла в прихожую. Некоторое время оттуда доносился ее тихий голос, что-то объяснявший, потом в ответ вновь загремел голос пришельца:

– Тебе уже заплачены деньги, и немалые. Побойся Дита и Гекаты, Локуста!

Локуста?! Полла не поверила своим ушам. Выходит, переживая о драгоценном здоровье своего ненаглядного Лукана, она попала в самое логово жуткой ведьмы, где, видимо, более привычны жены, заказывающие для своих мужей отраву! И эту отравительницу присоветовала ей родная бабушка? Разум Поллы отказывался это воспринимать.

Через некоторое время хозяйка вернулась. Взглянув на Поллу, она, похоже, поняла ее испуг. Полла в свою очередь не могла вернуться к разговору как ни в чем не бывало.

– Он назвал тебя… Локустой?!

Локуста посмотрела на нее с насмешливым вызовом:

– Услышала, значит? Да! Прозвали меня так. И что? Имя мое славно, раз все его знают. А ты сама пришла ко мне, за чем пришла, с тем и уйдешь. Или боишься?

– А разве ты не под стражей?

– Как видишь, нет.

– Но это правда?.. То, что о тебе говорят? И точно ли это ты?

– Я это я. А говорят обо мне разное. Тебе ведь кто-то посоветовал ко мне обратиться, не так ли? Люди приходят, просят меня составить ту или иную смесь и платят деньги. Я не спрашиваю, кто они, зачем им это надо, и не осуждаю их. Я просто делаю то, что умею. Остальное меня не волнует. Сама я за всю жизнь мухи не обидела. А многим и помогла. Наверное, не одну тысячу снадобий приготовила за эти годы, сотни человек спасла, которых чуть не вогнали в гроб наши невежественные лекари. Но вот ведь людская неблагодарность: помнят лишь тот состав, который кто-то кому-то подал с белыми грибами! Хотя сам состав был несомненным успехом моего искусства, которым я могла бы гордиться. Я просто как никто знаю свойства трав и минералов. Ну да ладно! Что я – девчонка, чтобы перед тобой оправдываться? Так нужны тебе мои услуги или нет?

– Пожалуй… нет! – опуская голову, ответила Полла и направилась к выходу. Потом вдруг обернулась и неожиданно для самой себя спросила: Скажи… Верекунда, почему ты так бедно живешь? Ведь тебе, наверное, платят большие деньги?

– Сколько платят – все мои, – пробормотала Локуста. – Мне довольно того, что они у меня есть. Здесь я живу уже тридцать лет, привыкла, мне удобно здесь работать. К тому же все меня уже знают – разумеется, только под моим настоящим именем – и никто не трогает. А сковырнись с места, заведи усадебку, многочисленную прислугу, и не знаешь, будешь ли завтра жива. Здесь я нужна и сильным мира сего, и слабым. По разным причинам. Ну да ладно. Иди! Прощай!

Полла вышла за дверь, когда Локуста вдруг окликнула ее:

– Подожди!

Полла заглянула в дверь вновь, не входя. Локуста, встав со своего места, устремилась к двери, отчего Полле стало не по себе: кто знает, что взбрело на ум этой бесстрастной убийце?

– Подожди! – повторила та, останавливаясь в шаге от Поллы и глядя на нее в упор. – Ты шевельнула во мне что-то живое, давно забытое! Я тебе скажу – даром, без денег. Женщина, если захочет, сама по себе может помочь, без врачей, без знахарей. Женщина – такой сильный огонек. Все! Уходи!

И захлопнула дверь.

Миновав зловонную лестницу, Полла вышла на улицу, где воздух показался ей свежим, как в саду. Финикиум, подбежавшая к двери навстречу хозяйке, замахала возле своего носа рукой, как опахалом.

– Фу… И как ты столько времени выдержала там, внутри, госпожа? Даже и тут задохнуться можно!

Они отправились в обратный путь. Полла возвращалась со смешанными чувствами: она не захотела приобщаться злу даже ради блага, и это, наверное, хорошо. Но теперь она понятия не имела, чем помочь Лукану.

Финикиум повела ее иной дорогой, не той, какой они шли сюда. Полла совсем не знала названий улиц, поэтому даже не спрашивала их, доверяясь своей провожатой.

– Так идти немного дольше, но свободнее, – пояснила та.

Внезапно внимание Поллы привлекла книжная лавка. У входа торговец выложил на колченогий столик целую гору свитков; несколько покупателей сосредоточенно рассматривали их, осторожно перекладывая и стараясь ничего не уронить. По соседству с лавкой находился и скрипторий: чуть в стороне, под портиком, работали писцы. Чтец диктовал какую-то книгу, а они быстро и слаженно писали, обмакивая тростинки в чернила. Полле бросилось в глаза, что один из писцов был черен, как эфиоп.

– Надо же! – произнесла она вслух. – Значит, так хорошо владеет латынью!

Внезапно как будто молния сверкнула в ее мозгу. Неужто она не справится с тем, с чем справляется этот юноша-эфиоп? Она тоже может писать! Она заменит мужу нотария, и никакой Нерон не сможет ее у него отнять! «Женщина – такой сильный огонек», – звучали у нее в ушах слова знахарки.

– Скорее идем домой! – затеребила она Финикиум, уже заглядевшуюся на связки дешевых халцедоновых бус в руках темнокожего египтянина.