делает знак, чтобы подождал. А как ждать, если дело не терпит, если дорога каждая минута. Кручусь около подвод, показываю свое нетерпение. Ахмед-Вали быстро разделывается с купцами, подходит ко мне. Передает записку. До нее ли! Сейчас главное поставить в известность Центр. Поэтому спрашиваю своего связного.

— Можешь сегодня вернуться назад?

— Вообще-то не по расписанию, но если очень надо, попробую.

— Надо.

— Хорошо. В четыре часа приходите в дунганскую харчевню.

Мы расстаемся, и я тут же за воротами читаю послание Центра. В нем повторяется просьба уточнить сроки выступления отряда Сидорова. Предлагается держать с атаманом самую тесную связь, проверить, насколько окончательна кандидатура его в качестве командующего походом и нет ли заместителя.

К четырем часам я подготавливаю полный ответ на вопросы и излагаю план выступления «армии» Сидорова на Куре. В нем подробно перечисляются действия казачьих сотен и бригады маньчжуров, начиная от похода к городу, восстания гарнизона, захвата арсенала и до движения к границе. Атаман Сидоров характеризуется мною как единственный и самый подходящий исполнитель плана заговорщиков. В конце донесения я просил принять самые срочные меры к предотвращению перехода рубежа, так как все готово для осуществления секретного приказа Анненкова. Судя по запасам арсенала я назвал возможную цифру — около десяти тысяч винтовок, которые попадут на вооружение отряда полковника Сидорова. Возможно, столько же будет бойцов, если присоединится бригада генерала И Тай-джу.

Я не сомневался, что донесение вызовет немедленный ответ действием. Моя тревога передалась связному, и Ахмед-Вали пообещал в самый короткий срок доставить отчет по назначению. Я не знал тогда, что это последнее мое донесение из Кульджи.

При мне Ахмед-Вали сел на лошадь, нагруженную хурджунами, кивнул мне и поехал.

Снова началось ожидание. Мысленно я торопил своего «контрабандиста», снимал все препятствия, что стояли на трудном пути в горах, гнал его лошадь по каменистым тропам.

Пока Ахмед-Вали лазил по кручам и переходил вброд бурные горные потоки, я занимался своими прежними делами. Готовился к походу на Куре. Меня навестил полковник. Предупредил, что в ближайшие дни представит младшим командирам нового подъесаула. Как и в прошлый раз, атамана сопровождали телохранители. Они следили за двором и за улицей.

— Как личные дела? — поинтересовался полковник.

— Завершаю.

— Правильно делаете. Выступить можем внезапно.

— Учитываю, готов в любое время.

— Есть слухи, — доверительно сказал атаман, — что послы от Курширмата в дороге. Вероятно, где-то на той неделе прибудут в Кульджу. Хочу привлечь вас к переговорам в качестве переводчика и советника.

— К вашим услугам, атаман.

— И еще одно задание. Вокруг вас много людей, особенно в канцелярии «шанхая», они бывают на базарах, в караван-сараях, связаны с купцами. Им первым станет известно о появлении в городе басмаческих послов, тем более, что представители Курширмата прибудут в Кульджу как торговцы из Коканда. Постарайтесь быть в курсе дела и сразу же известите меня.

Просьба была выполнимой, и я пообещал полковнику все разузнать. Забегая вперед, скажу, что задание Сидорова облегчило мне решение другой задачи, более важной, но поставленной уже не атаманом.

Представить мне младших командиров Сидоров не успел. Ахмед-Вали вернулся до срока, им же обещанного, и через какого-то парнягу вызвал меня из канцелярии. Сам по себе вызов, да еще среди дня, свидетельствовал о чрезвычайной важности послания, которое доставил контрабандист. Ахмед-Вали выглядел усталым и озабоченным. Трудно, должно быть, пришлось ему в пути. В мешочке, где обычно контрабандисты держат драгоценности и опиум, находилось письмо. Он передал его мне и сказал:

— Я знаю, что там написано.

Осведомленность человека, которому доверена доставка секретной почты, не вызывала ни удивления, ни осуждения. В тех условиях связной должен знать содержание письма, так как постоянно подвергался опасности быть задержанным или ограбленным. Уничтожение текста предусматривалось правилами конспирации. Вырвавшись из рук грабителей или таможенников, связной должен был устно передать содержание приказа или донесения тому, кому они предназначались.

— Там кое-что касается и меня, — добавил связной. — Прочтите где-нибудь поблизости, я подожду.

— Не уходи никуда, — предупредил я и вышел за ворота. Послание оказалось коротким и лично мне предназначалось всего несколько слов. Я их прочел сразу. Прочел и ничего не понял. То есть понял, но смысл не дошел до меня, настолько все было неожиданным и необычным. Центр кратко излагал положение в пограничных районах Семиречья, где кулаки и баи вели тайную войну с Советами и собирали оружие, готовясь присоединиться к отряду Сидорова. Гарнизон Джаркента малочислен, и в настоящее время нельзя перебросить ему в помощь крупные силы с других фронтов. Поэтому изложенный в письме приказ подлежит выполнению как всякий приказ военного времени.

Об исполнении предлагалось доложить лично начальнику Семиреченского отдела ГПУ. Помогать мне будет человек из Джаркента, хорошо знающий дорогу через горы. С человеком этим познакомит меня связной Ахмед-Вали.

Вот что имел в виду контрабандист, сообщая о своей осведомленности. Я вернулся в караван-сарай.

— Где проводник?

Ахмед-Вали с любопытством посмотрел на меня и ответил:

— У родственников. Завтра пойдем покупать лошадь и завтра же познакомлю с проводником.

Я условился с Ахмед-Вали о встрече и ушел.

Надо было собраться с мыслями, наметить план. Приказ ставил меня в положение единственного вершителя судьбы всей затеи белоэмигрантов. Теперь уже не у кого было спрашивать совета, не к кому обращаться за содействием. От того, как я выполню приказ, зависит многое на той стороне.

В течение всего последующего дня я ломал голову над решением задачи — чем оправдать свое появление в кузнице. Когда-то я уже искал такой повод, ожидая вызова атамана. Теперь пришлось вернуться к прежней теме. Сидоров последний раз просил меня известить о появлении в Кульдже представителей ферганского басмачества. Я обещал сделать все, что могу. Если бы действительно кто-нибудь приехал сейчас, был бы найден великолепный выход.

Я принялся расспрашивать посетителей харчевни и заезжих купцов. Никто ничего не знал о гостях из Коканда. Как назло басмаческие посланники задержались. И я решился на опасный шаг.

Конец белого атамана

— Проводите меня к полковнику.

— Его нет здесь.

— Где он?

— Об этом не спрашивают.

— Скажите адрес, мне необходимо передать ему очень важное сообщение.

— О чем?

— Не имею права разглашать.

— Хорошо, подождите на улице.

Такой разговор произошел у входа в кузницу между мной и солидного вида казаком, стоявшим на пороге. Я остался на улице, казак вошел в комнату, что находилась за мастерской. Вернулся он через