— У меня в голове не укладывается, как ты мог так со мной поступить. Как только у тебя наглости хватило! А еще распинался, что мы вместе, мы заодно. Лапшу мне на уши вешал, чтобы выставить потом полной идиоткой.

От гнева я говорила все громче, и на нас начали оборачиваться.

— Все, я пошла курить, — сказала я и, высоко задрав подбородок, вышла из комнаты под пристальными взглядами остальных.

Уже выходя в коридор, я услышала, как он громко пояснил:

— Она не курит. Притворяется, чтобы уходить на перекур.

Надеюсь, они подпрыгнули, когда я с силой хлопнула дверью.

Я стояла на пожарной лестнице, в тайном курительном убежище номер три — мы облюбовали это место после провала явки номер один в аварийном туалете и номер два в комнате, где уборщицы хранят свои причиндалы. Рядом курили мужчина и женщина, но они были не вместе, и мы пускали дым молча. Это вам не курилка в пабе или в клубе, где все болтают, объединенные радостным оживлением. Здесь занимаются делом, и пришли мы сюда, влекомые, помимо желания утолить никотиновый голод, жаждой тишины. Желанием хоть на пять минут избавиться от работы и тягостного взаимодействия с идиотами. По крайней мере, с теми, кого мы считаем идиотами, потому что они не умеют читать мысли, и нам приходится терпеливо и настойчиво повторять им очевидные вещи, вместо того чтобы терпеливо и настойчиво колотить их лбом об стену. Здесь нет нужды притворяться и изображать вежливую заинтересованность, а можно наглухо закрыться в себе, откровенно игнорируя друг друга, и наслаждаться обособленностью, отрешенно вдыхая и выдыхая дым.

Вот только я не могла отрешиться от своих мыслей. И не курила.

Дверь позади меня открылась, но я не повернулась, чтобы узнать, кто там. Мне абсолютно наплевать, пусть бы нас пришли повязать с поличным. Еще одно мелкое преступление в моем криминальном досье, ну и что. Зато двум другим было не все равно, и они торопливо спрятали сигареты за спину, забыв, что предательский дымок выдает их с головой. Они не выказали тревоги, но и не полностью расслабились, значит, вновь прибывший к начальству отношения не имеет, но им незнаком. Мужчина сделал последнюю глубокую затяжку, затушил сигарету и быстро ушел. Женщина осталась, но окинула незнакомца внимательным взглядом, как незадолго до того и меня, когда я к ним присоединилась. Я по-прежнему смотрела в стену, мне не важно было, кто это, да к тому же я и так знала.

— Привет. — Он встал рядом, так близко, что наши плечи соприкоснулись.

— Я с тобой не разговариваю, — сказала я, не отрывая глаз от стены.

Женщина почуяла нечто пикантное, прищурила светло-голубые глаза и безразлично выпустила дым в потолок.

— Я тебя предупреждал, что будет тяжелее, чем ты думаешь, — мягко заметил он. — Ну ничего, мы своего добьемся.

— Да. Видимо, прямо сегодня. — Я обернулась к голубоглазой: — Простите, можно у вас сигарету одолжить?

— Она имеет в виду «взять», потому что вернуть обратно выкуренную сигарету невозможно, — кретинически пояснил Жизнь.

Голубоглазая посмотрела на меня так, точно ей проще любимую бабушку продать на аукционе, но сигарету дала — так поступают все воспитанные люди, даже если они жадные сволочи.

Я прикурила и закашлялась.

— Ты не куришь, — констатировал он.

Я затянулась, чтобы выпустить дым ему в физиономию, и тут же закашлялась снова.

— Ты просто скажи мне, что тебя так рассердило.

— Что? — Я наконец повернулась к нему. — Ты слабоумный? Тебе отлично известно что. Ты выставил меня идиоткой. Я себя чувствовала как… как…

— Случайно, не как лгунья?

— Слушай, у меня был план. Все было продумано. А от тебя требовалось сидеть и помалкивать, как ты и обещал.

— Никогда такого не обещал.

— Разве?

— Точно. Это ты, не знаю уж почему, так решила.

Я молча пыхала сигаретой.

— Так в чем состоял великий план? Продолжать врать и дальше, а потом вдруг, проявив свои гениальные способности к языкам, за ночь выучить испанский?

— У меня блестящие способности, так говорил мой преподаватель французского, — яростно фыркнула я.

— А твой преподаватель по основам гражданского права говорил «может добиться большего». — Он насупился. — Я поступил правильно.

Мы помолчали. Голубоглазая шмыгнула носом.

— Ладно, с враньем пора кончать, согласна. Но надо найти какой-то вменяемый способ. Ты не можешь как бульдозер въехать в мою жизнь и начать крушить ее направо и налево, выискивая малейшую ложь и радостно ее разоблачая. Как ты себе это представляешь, например, с моими родителями? Сообщишь им, что, когда они отправились на сорокалетие к тете Августе, я вместо того, чтобы пойти на семинар, устроила мощную вечеринку? И их драгоценный племянник Колин трахался на их семейном ложе? А Фиона скакала голая на лужайке, обкурившись гашишем? И простите уж, но на полу был вовсе не овощной суп, как сказала Люси, а блевотина Мелани, и поэтому ваша дочь не дала собаке его съесть? Да, вот еще, кстати, Люси не знает испанского.

Я перевела дух.

Он изумленно спросил:

— Твои родители тоже считают, что ты знаешь испанский?

— Они дали мне денег на лето в Испании. Что, по-твоему, я должна была им сказать?

— Правду. Это не пришло тебе в голову?

— Ах, конечно. Милую, честную правду — я работала танцовщицей в ночном клубе, а вовсе не девушкой на ресепшене в старомодном отеле, куда они меня устроили.

— Н-да, тогда, наверное, не стоило.

— Понимаешь, не все подлежит твоему великому разоблачению. Безусловно, факты желательно освещать правдиво, но одно дело лампочки в ванную покупать и совсем другое — сказать моему отцу, что пора бы уже оставить свой высокомерный тон и не вести себя как претенциозный засранец. Немножко чуткости и восприимчивости не помешали бы, знаешь. Ты ведь хочешь мне помочь, а не сделать безработной и не разрушать то немногое, что мне удалось наладить в отношениях с семьей. Короче, надо составить план.

Какое-то время он молча все это переваривал, и я ждала очередных бредовых аналогий, но вместо этого он сказал:

— Ты права. Я прошу прощения.

Я подошла к лестничным перилам и сделала вид, что сейчас брошусь вниз. Голубоглазая и моя Жизнь, видимо одинаково лишенные чувства юмора, вцепились в меня, чтобы остановить.

— Благодарю. — Я была смущена ее порывом, а она почла за лучшее немедленно ретироваться.

— Но я извинился не за то, что сделал, а за то, как. Нам надо выработать новую стратегию на будущее.

Честность и готовность признать свои ошибки подкупают. Так что я затянулась еще разок и выбросила сигарету в знак уважения. Но он еще не закончил, и я пожалела, что поторопилась.