Он встрепенулся, выбитый из грез каким-то странным блеском в кустах справа. Что бы это могло быть?

Даже не сообразив, что часовой практически спит на посту, Кир бросил ему через плечо:

– Стой здесь, держи рот на замке, да поглядывай внимательней. А я пойду разведаю…

Вновь нахлобучив шлем, Кир вразвалку приблизился к кустам, где приметил мимолетную искорку, обнажил меч и подозрительно огляделся. Лишь после этого он позволил взгляду вернуться к зарослям, где что-то висело на ветках, буквально шагах в десяти от того места, где остановился декурион, чтобы принюхаться к обстановке. Вот она, эта штучка, какой-то металлический кружок, висит себе на нижней ветке…

– Должно быть, зацепился, когда синеносые тут пробегали. А может, и сигнал какой. Кто-то повесил, потом забыл. Или вовсе убили…

Декурион бочком потянулся за вещицей, держа меч наготове и не сводя глаз с находки. Он не заметил могучего веникона, который бесшумно поднялся за его спиной, сжимая в кулачище боевой топор. Кир до самого последнего момента не подозревал, что угодил в ловушку, – и тут тяжелая рукоять топора со свистом рассекла воздух. Удар по шлему впечатал римлянина в землю. Судорожно хватаясь руками за ветки, силясь взгромоздиться на подкашивающиеся ноги, он ощутил еще один удар по голове, после чего провалился во тьму.

Утро выдалось солнечным и свежим. Резкие порывы восточного ветра заставляли сельговов, засевших в Алауне, плотнее закутываться в шерстяные накидки. Весь предыдущий вечер они обжирались найденной в крепости провизией, устроили пьянку и буйную оргию, где забавлялись с пойманными обитателями форпоста, так что даже к полудню многие воины едва шевелились. На центральной площади до сих пор валялись кое-какие измочаленные трупы, напоминавшие кучи окровавленного тряпья, и в воздухе висел пусть слабый, но явственный привкус крови. Доносившиеся откуда-то крики боли свидетельствовали, что очередь мучиться дошла до других жителей викуса и что далеко не все варвары успели упиться до беспамятства.

Предводитель дружины сидел в разгромленной резиденции бывшего командира форта, грызя кусок солонины и жмурясь от удовольствия. После побега из атакованного становища Кальга его люди преодолели долгий, тяжелый путь, скрываясь от неизбежной погони, так что находка столь надежного, богатого на еду прибежища казалась чуть ли не даром богов. Теперь ратникам ничто не помешает восстановить силы, а нетронутые крепостные стены оставят латинян с носом, даже если те и наткнутся на форпост.

От раздумий и пережевывания жесткого как подметка мяса его отвлек стражник, ворвавшийся в залу с обнаженным мечом. В налитых кровью глазах металась тревога.

– Харн! Латиняне с юга! Под целый легион!

С высоты каменных стен Харн отлично мог видеть длинную колонну пехотинцев, которые действительно наступали с юга, но не атакующим темпом, как он опасался, а просто бодрым шагом. Напрягая зрение, воевода убедился, что в голове шли всамделишные легионеры: над ними весело трепетал штандарт, чей рисунок – стилизованное изображение быка – безошибочно выдавал в них солдат ненавистного Шестого легиона.

Харн перевел взгляд на север и угрюмо уставился на блеклый пейзаж, прикидывая шансы.

– Да, это они… Ну да ничего. Кавалерии не видно, камнеметов тоже, так что мы тут можем неделями держаться. Тем более еды после них осталось вдоволь. Мало того, мы могли бы даже сделать бросок на север, конницы-то у них нет, никто нас не затопчет. Эх, вот бы узнать, они по нашу душу пожаловали или просто идут себе мимо.

Словно услышав вопрос, в голове колонны запели рожки и трубы. Марширующая пехота тут же разделилась на три части: одна начала обход поселения с восточного фланга, другая с западного, а третья принялась веером разворачиваться поперек южного сектора. Не прошло и десятка минут, как весь южный горизонт ощетинился подразделениями, которые явно лишь поджидали приказа, чтобы завершить окружение форта. Харн хмурился, то и дело поглядывая на север.

– В клещи берут, а?.. Кабы только знать, что там нас не поджидает кавалерия…

Из головы приближающейся колонны отделился всадник в сопровождении полудюжины пехотинцев, перешедших на ровный, небыстрый бег. Доспехи и оружие конника гордо поблескивали в свете позднего утра. Своего скакуна он остановил там, где чувствовал себя в безопасности от лучников. Ближайший к Харну ратник все же положил стрелу на тетиву, не прочь попытать удачу даже на таком отдалении, однако предводитель дружины хлопнул его по плечу и помотал головой.

– Сначала послушаем этого гада, а уж потом постарайся влепить ему в кишки… Эй, ты там! Давай сюда!

Римский офицер спешился и направился к стенам захваченной варварами крепости. Эскорт из шести пехотинцев окружал его фронтальным полукольцом, чтобы в любую секунду прикрыть щитами. Шагах в пятидесяти от каменной кладки офицер остановился и прокричал – громко и отчетливо, чтобы его мог слышать любой, кто в ту минуту оказался на стенах:

– Воины-сельговы! Я – трибун Скавр, командир этой части и человек, чей кулак стискивает вашу судьбу! Вам повезло наткнуться на еще не сожженный форт, но даже сейчас вы стоите на стенах, не зная, что делать: то ли обороняться, то ли бежать дальше на север. Решение принимать вам, я тут не указчик. Однако хочу поделиться одной маленькой новостью, которая поможет уяснить, что именно вас ждет, когда мы ворвемся внутрь. За моей спиной стоит когорта из Шестого легиона. Это не желторотые рекруты, силком пригнанные из Германии для пополнения, когда подлая измена обошлась Шестому легиону в три манипулы. Эти солдаты собственными глазами видели, что и как вы проделали с их боевыми товарищами в том сражении, где легион потерял своего орла. Не удивляйтесь, что они не будут сносить вам головы на месте. Нет, вы нужны им живьем! Чтобы еще несколько часов корчиться от таких мук, которые нельзя и представить! С любого из вас, кто выживет при штурме, сдерут кожу, прибьют к кресту и оставят кормить воронье своим сырым мясом!

Харн перегнулся через парапет и дерзко крикнул:

– Тогда зачем ты нам это говоришь, латинянин?! Не оттого ли, что боишься идти на приступ? Надеешься, что мы сами вылезем под ваши копья?

Ответ трибуна был скорым и откровенным. У любого, кто мало-мальски понимал язык римлян, вдоль хребта побежали мурашки.

– Нет, Харн! Я хочу лишь сдержать ту клятву, которую принес необоримому Митре, что расквитаюсь сполна со всем твоим поганым племенем! И для этого мне нужно, чтобы ты сидел на месте! А уж мы как-нибудь пробьемся через вашу оборону!

Не сводя глаз с офицера, Харн бросил уголком рта:

– Вали его.

Ратник вскинул лук, оттянул тетиву, пока железный наконечник стрелы не коснулся деревянной спинки – но не успел он выстрелить, как главные ворота распахнулись и по центральной улице викуса, в сторону северного выхода из крепости, помчалась небольшая, но на редкость шумливая кучка варваров, человек двадцать. Один из них, здоровенный и смутно знакомый детина, на бегу вертел головой и орал что есть мочи: