спешки. Время не поджимало, и он пристроился к веренице автомашин на дороге со скоростью семьдесят-восемьдесят километров. Все было обыкновенно, все устраивало. Настроение хорошее.

Дорога прямая. Катись да катись помаленьку. Никто не обгонял, никто впереди не ломал строя вереницы, выбиваясь из нее. Ехали все в одном ритме, чуть даже монотонно. И вот вдруг, надо же случиться такому, ни с того ни с сего, он надумал обогнать несколько передних машин. И какой петух его клюнул в этот миг, он до сих пор ответа не знает. Но хорошо запомнил, как одновременно с возникшим намерением у него словно защемило сердце, и на душе появилась тревога. Странно, но будто что-то его стопорило, предостерегало от опасности. Он глянул вперед. Встречная полоса свободна. Ни одной машины. По краям дороги — рвы, дальше — зеленые поля. Передние автомобили продолжали монотонное движение. Ничто не препятствовало обгону. Но душу точно выворачивало. Снова и снова оценил обстановку. И пошел на обгон. На встречной полосе придавил к полу педаль газа. И уже почти обошел вереницу машин, как вдруг одна из авто резко вышла из строя влево, подрезая ему дорогу. Удар был сильным. Автомобиль Кескова улетел в ров. Перевернулся. Андрею поломало ребра. И это еще легко отделался, потому что виновник аварии едва выжил. С того момента Кесков дал себе слово прислушиваться к интуиции. И вот сейчас она снова давала знать о себе. Он стал проявлять крайнюю осторожность, не понимая, чем вызвана тревога. Неопределенность давила. Выстраивала перед ним целую гамму вопросов.

Но странное дело все они так или иначе касались событий в автосалоне Рушкина. Лев не давал о себе знать, и это еще больше напрягало Андрея. Неужели он не соображал, что скрыться ему никуда не удастся. От полиции можно пытаться прятаться, но от Хозяина бесполезно. Теряется драгоценное время вместо того, чтобы что-то предпринимать. Кесков злился. Он обшарил все места, где мог таиться Рушкин, но — пустой номер. Как будто Лев скрывался не только от полиции, но и от брата. Возможно, так оно и было. Вероятно, в этих обстоятельствах тот опасался двоюродного брата не меньше, чем полиции или Хозяина. Ведь он лучше других знал Андрея. А у Кескова неожиданно неопределенность стала пропадать, и он все яснее и увереннее начал думать, что Рушкин это и есть опасность для него. Он чуял, что полиция, разыскивая Льва, рано или поздно нагрянет к нему, поскольку узнает об их родстве. Ну, а уж если Льва подгребут, то для него наступит черный период. Лев может спасовать и выложить им все, как на тарелочке. Вдобавок сейчас у Андрея возникло ощущение, что вокруг него начинают сгущаться тучи. Вполне обоснованное ощущение. Ибо опера уже взяли его под наблюдение. И охранники Исая также мелькали неподалеку.

Часто бывает так, что человек чувствует на себе чей-то взгляд. Затылком, спиной, кожей, всем телом. Внезапно обернется, и вот он, не успевший метнуться в сторону. Но даже если взгляд не обнаруживается, это совсем не означает, что его не было. Энергетика взгляда как бы притягивала к определенному месту, где находился в данную секунду или был совсем недавно его обладатель. Так и Кесков резко поворачивал голову и пытался угадать, кто из людей в том либо ином месте только что сверлился ему в спину своими глазами. По его соображениям, если это были полицейские, то они должны были бы прийти к нему и поинтересоваться, не видел ли он своего двоюродного брата? Однако не приходили. Почему? Не знают еще, что он брат Льва? А если не знают, то почему следят? Голова Кескова гудела. Вывод напрашивался один. Он под подозрением. Хотят взять врасплох. Возможно, даже накрыть вместе с братом. Тогда получалось, это хорошо, что Рушкин возле него не появлялся. Однако мучил другой вопрос: как держать ответ перед Хозяином? Ведь недельный срок закончился. Задание провалено с треском. Мысли допекали одна ужасней другой. Выхода не находилось.

С утра он был не в духе. День задался неудачно. Работа не шла на ум. Ощущение поводка, на котором тебя водят, усиливалось. Кажется, нужно было затаиться, оставаясь при этом на виду. То есть не прятаться, а от всех абстрагироваться, отключиться. Решение пришло мгновенно. Уехать на неделю к себе на дачу. Объявил всем об этом и поручил охранникам набрать в кафе недельный запас продуктов, затоварить багажники авто. Когда все было готово, две машины двинулись за город. Кесков рассуждал просто. Пусть за ним увяжется хвост, пусть отслеживает его на даче. Пусть констатирует его отдых, иначе говоря, бессмысленное времяпрепровождение. Он полностью исключит любые контакты: никого к себе и никаких выездов самому. Пусть в полиции думают, что он бездействует. А в это время его люди будут продолжать поиски Рушкина. Через полтора часа две машины подъехали к добротному особняку за забором. Охранник выскочил из авто, открыл ключом калитку, вошел внутрь, изнутри распахнул воротища. Машины въехали, и охранник закрыл ворота. Кесков с аккуратной прической, в дорогом коричневом костюме, дорогих туфлях и дорогой бежевой рубахе легко выпрыгнул из автомобиля, ступил на площадку из цветной тротуарной плитки. Солнце подходило к зениту, припекало. В такой день не хотелось думать о плохом. Но как избавиться от гнетущих мыслей? Черт его знает, правильно он сделал, что приехал сюда? Казалось, что удача ускользала у него из рук. Но что такое удача? Андрей расстегнул пиджак, развел в стороны борта, расстегнул на груди рубашку, подставил грудь и лицо под солнечные лучи, сомкнул веки, сжал чуть толстоватые губы, задумался. Какой мерой он мог бы сегодня измерить свою удачу? И отвечал себе, что для него эта мера сейчас очень высока, равноценна жизни. Не хотел бы он попасть под прицел Хозяина. С полицией объясниться можно, можно поводить ее за нос, сидя на даче, но с Хозяином этот номер не пройдет.

Открыв двери дачи, охранники подхватили из багажников пакеты с продуктами, понесли в кухню. Здесь остановились в недоумении. На кухонном столе был беспорядок из грязной посуды. Всегда набитый едой холодильник был пуст. Позвали Кескова. Последний раз тот был на даче вместе с ними, и, уезжая, оставлял после себя чистоту. Он вообще не любил грязь и бардак. Войдя в кухню на зов охранников, был ошеломлен. Нервно застегнул на груди рубаху. Затем метнул глазами по сторонам, приказал:

— Обыскать дом!

Но охранники, едва успев дернуться, остановились. В дверях возник Рушкин. Сморщив переносицу, он улыбался во все лицо. Однако улыбка была вымученной, виноватой, лицо