– Теперь тебе понятно, как живут здесь обычные кубинцы, – говорит Луис. – Старая Гавана – это прекрасно, но она ориентирована на туристов. А здесь совсем другая атмосфера.

Луис указывает на «Коппелию» – кафе-мороженое, ставшее знаменитым после революции благодаря Фиделю.

– Здесь всегда толпы людей, – произносит он, когда я комментирую размер очереди. – Кубинцам лучше других удается создавать очереди. Очередь за хлебом, очередь за бобами…

В его голосе звучит смех. Наверное, юмор – это единственное спасение при такой жизни.

– Ты, наверное, не умеешь долго ждать, – добавляет он, и я не могу понять, что именно он имеет в виду – мою жизнь в целом или мою семью в частности.

Как бы то ни было, он не ошибся в своем предположении. С тех пор как моя семья покинула Кубу, уровень ее жизни почти не изменился. Из-за Кастро моему прадеду пришлось пережить временные трудности, но он довольно быстро восстановил свою империю.

Какой была бы наша жизнь, если бы мы остались? Неужели я точно так же стояла бы здесь, на тротуаре, в очереди за едой? Была ли у моей семьи вообще возможность остаться, учитывая, что люди вроде нас воспринимались режимом Кастро как враги?

– Ты когда-нибудь задумывался о том, как могла бы сложиться твоя жизнь, если бы твоя семья уехала? – спрашиваю я Луиса.

– Когда я был моложе, то думал об этом часто. Сейчас уже намного реже. А какой в этом смысл? Я не стал бы тем, кем стал, если бы рос не здесь, не в это время и не в этом месте.

Несмотря на то что когда-то семьи наши были похожи, как бы я ни старалась сейчас найти что-то общее, пропасть, разделяющая нас, очевидна.

Я считаю себя кубинкой, но осознаю, что это не так. Я не могу понять, где я нахожусь. Я ожидала встречи с Кубой молодости моих бабушки и дедушки, но сейчас вижу, что я мечтала о встрече со страной, которой больше не существует.

Должно быть, всех мечтателей объединяет одно – мы не теряем надежду увидеть Кубу такой, какой ее видели наши бабушки и дедушки. Но этому не суждено случиться. Мы никогда не сможем к ней прикоснуться, и ее образ навсегда останется жив только в нашей памяти.

Мы – изгнанники. Нам остается только хранить память о потерянной и почти забытой Кубе.

День быстро клонится к закату, воздух становится прохладнее, солнце опускается все ниже и ниже. Я очень хочу поскорее вернуться домой и задать Анне вопросы, которые вертятся у меня в голове, но в то же время мне очень не хочется, чтобы этот день заканчивался. Мне так приятно общество Луиса, и, если не ошибаюсь, ему тоже нравится проводить со мной время. С каждым часом он кажется все более расслабленным, и его рассказы о Кубе становятся все более откровенными.

Есть еще одна сторона жизни, о которой мы не говорим, – то, как нас тянет друг к другу. С каждой секундой, с каждым вздохом расстояние между нами сокращается. Осознание этого искрится во мне, словно электричество. Я с трепетом ожидаю, когда наступит момент и наши губы в первый раз соприкоснутся. Это похоже на восторг, который мы испытываем, развернув рождественский подарок и поняв, что там именно то, чего мы хотели.

Марисоль, он не свободен. Он женат.

Мы едем по улице в Ведадо, старые здания вокруг нас озарены золотыми лучами вечернего солнца.

– Почему бы нам не сделать еще одну остановку? – предлагает Луис. – Ты не должна пропустить закат над Малеконом.

Звучит неплохо… очень романтично.

– Уже поздно, – отвечаю я.

Я слишком увлеклась им и совершенно забыла о цели своего путешествия – я должна найти место, которое станет последним пристанищем моей бабушки. Я хочу поговорить с Анной, хочу больше узнать о таинственном возлюбленном по имени Пабло. И все-таки я не хочу, чтобы этот день заканчивался.

Все это время я старалась не упоминать жену Луиса, и он тоже не говорил о ней, но я ощущаю ее незримое присутствие. Она словно невидимый водораздел между нами.

Я провожу ладонями по своему платью, пытаясь расслабить напряженные пальцы. Между зданиями я вижу море, солнце вот-вот сядет. Конечно, я очень хочу оказаться сейчас на набережной и насладиться видом заката.

– Ты уверена? – спрашивает он. – Мы могли бы заскочить на минутку. Такое нельзя пропустить.

Я колеблюсь между желанием не терять бдительность и желанием побаловать себя. Только на мгновение. Я ни за что не перейду грань, которая разделяет нас с Луисом. Что плохого может произойти, если мы просто заедем на набережную полюбоваться закатом?

– Если только на одну минуту.

Луис кивает с таким видом, будто его бы устроил любой ответ, но я замечаю легкую улыбку в уголках его рта и огонек в глазах. Мой желудок сжимается.

Луис паркует машину, выходит из нее, обходит сбоку и открывает мне дверь.

Теперь, когда стало прохладнее, город наполняется энергией. Люди высовываются из окон, отдыхают на балконах и верандах, перекликаются друг с другом. Город начинает говорить. Тембр его голоса хриплый и очень красивый. Больше всего на свете я хочу принадлежать этому городу, хочу, чтобы он стал частью меня.

Нам требуется некоторое время, чтобы перейти улицу. Луис жестикулирует водителям, таща меня за собой, пока мы маневрируем между полосами движения. Он останавливается, когда машина подъезжает слишком близко, и загораживает меня своим телом от остальных, едущих навстречу. Мимо нас проезжают старинные автомобили. Я ощущаю едкий запах дизельного топлива и слышу рев двигателей. Мне кажется, что сейчас я вижу Кубу глазами моей бабушки – именно такой она ее помнила.

Ночью Малекон оживает.

Туристов отличить очень легко. Местные жители подходят к ним, предлагают купить сигары, а скудно одетые женщины предлагают что-то еще. И вновь я понимаю, что это не та страна, которую помнила моя бабушка. Под красотой старинной архитектуры скрывается чувство отчаяния.

К нам никто не подходит – возможно, местные принимают Луиса за своего. Этот кусочек Гаваны не принадлежит туристам, им, скорее, позволено ненадолго насладиться этой частью города.

Малекон – сердце Гаваны.

Тут и там я вижу группы подростков, они смеются и шутят. Молодые пары прогуливаются рука об руку, изредка останавливаясь для случайного поцелуя. Продавцы мороженого дополняют пейзаж. Чуть дальше я вижу рыбаков, которые, стоя на волноломе, ловят рыбу. Интересно, наступит ли такой день, когда эти красивые старые здания снесут, а на их месте построят высотные кондоминиумы, квадратный метр в которых будет стоить сотни долларов из-за прекрасного вида на Карибское море?

Мы идем по набережной, наши плечи почти соприкасаются. Я едва достаю Луису до подбородка. Луис подстраивается под мой шаг.

– Как ты думаешь, это место может измениться? – спрашиваю я. – Если начнут поступать деньги и увеличится поток туристов?