– Кто бы ты ни была, шутки твои недостойны!

И, уже не думая о том, как найти дорогу в жилую часть лабиринта, круто повернулся на каблуках, твердо вознамерившись уйти.

– Шениор! Шениор д’Амес! Я знаю, что тебя интересует, как умер владыка Кейлор, твой отец…

Дэйлор замер на месте.

Нежный, дразнящий смех за спиной.

– Откуда тебе это известно? Говори!

– Ты сам можешь увидеть и почувствовать… Если заглянешь в воду…

«Я схожу с ума, не иначе», – мелькнуло в голове, – «только с безумцами разговаривают колодцы!»

Голос мягко шептал в уши:

– Многие отдали бы жизнь, чтобы заглянуть в темную воду времени…

Шениор взялся за решетку, намереваясь открыть ее – но помедлил. Итак, на одной чаше весов – истина. Ответ на вопрос, как он, Шениор, наследник дома д’Амес и короны Дэйлорона, остался один-одинешенек в целом мире… Быть может, он узнает и о том, кому обязан плачевным своим положением. А на другой чаше…

– А с меня что возьмешь в качестве платы? – поинтересовался он.

– Одно прикосновение к твоей судьбе, Шениор, не больше, не меньше.

– А что это будет значить для меня? – Шениор хмуро вглядывался в сумрак, все еще пытаясь увидеть шутницу. Но, невзирая на всю невероятность происходящего, в душе росла странная уверенность в том, что по ту сторону решетки действительно нет никакой дэйлор – а поджидает нечто куда более могущественное… и страшное…

– Ты этого уже никогда не узнаешь. Иди же – и истина будет твоей.

Шениор помедлил еще немного. Несомненно, предложение было заманчивым. Но вот если бы он мог спросить совета – хоть у того же Старшего, хоть у памяти предков, которая вероломно оставляла его в самый неподходящий момент, хоть у Поющего озера… Но Память предков молчала, Поющее озеро – тоже, и он вновь остался один на один со своими сомнениями.

Вдруг дэйлор напрягся. А что, если все это – попытка заманить его в ловушку? И там, сокрытые густым мраком, его поджидают убийцы Каннеуса?

– Я отчего-то не доверяю тебе, – пробормотал он, обращаясь к невидимой собеседнице.

– И правильно делаете, Ваше Высочество.

Насмешливый, шелестящий голос. Голос старого вампира.

Шениор медленно обернулся: в трех шагах от него стоял Старший, и непонятно было, как он смог бесшумно появиться там. Лицо его показалось Шениору бледнее обычного; гладкий лоб пересекла глубокая складка. Глаза, необычные сапфировые глаза – подернуты багровой дымкой. N’tahe неподвижно стоял, скрестив на груди руки, и белые кисти, казалось, источали мягкое сияние на черном бархате длинного кафтана.

– Я не советую вам идти туда, – негромко произнес вампир, кивая на бронзовую решетку.

Шениор в замешательстве бросил взгляд на дверь. Дэйлор послышалось, что его невидимая собеседница тяжело вздохнула в потемках… Он снова повернулся к Старшему.

– Что там… Учитель?

– Колодец, – вампир скупо улыбнулся.

– Говорящий колодец?!!

– Да. Всего лишь колодец памяти. Не больше, но и не меньше.

Шениор затряс головой, пытаясь привести в порядок мысли. Он уже ничего не понимал – а в особенности того, каким образом колодец мог разговаривать.

– Но… Она сказала… сказала… что может открыть мне правду о гибели отца.

Старший прищурился, с интересом глядя на Шениора, как на забавную зверушку.

– А что просила взамен? Впрочем, не надо отвечать, я и сам знаю. Сдается мне, наш утренний разговор придется продолжить. Подойдите ко мне.

Дэйлор помедлил. Так и подмывало спросить – зачем? Древний страх, страх предков перед народом Зла, был слишком силен.

А в голове металась, билась в агонии мысль о том, что мгновение назад он мог узнать все. Но – не успел… Вряд ли выпадет второй случай, вряд ли Старший позволит ему еще раз побывать в этом коридоре.

Вампир раздраженно пожал плечами и сам шагнул к Шениору.

И когда пол исчез под ногами, а мириады ярких искр вспыхнули и рассыпались, слепя, дэйлор услышал вой, исполненный безысходной ярости, словно добыча ускользнула из-под самого носа безжалостного хищника.

* * *

Портал, открытый Старшим, выбросил их прямиком в келью Шениора.

– Садись, – коротко бросил вампир, позабыв о титулах, – садись и выслушай. Для твоего же блага.

Солнце ярко освещало келью, и было видно, как оно неприятно Старшему, как обжигает белую кожу, слепит сверкающие глаза. Однако, старый вампир и не думал скрываться от яростных лучей, словно бросая вызов могуществу дня.

Не посмев возразить, Шениор сел на табурет.

– Это было моей ошибкой – отпускать тебя одного, – обронил Старший, – я даже и предположить не мог, что колодец так заинтересуется наследником Дэйлорона…

– Разве я не заблудился в коридорах?

Вампир покачал головой.

– Надо очень постараться, чтобы забрести к колодцу памяти.

– Так это и вправду колодец? Вы не разыгрываете меня? – не удержался Шениор, но осекся, увидев, как нахмурился Старший.

– Это и вправду колодец, – медленно сказал он, – я не знаю, откуда он появился здесь, и не знаю, какую цель преследует… Быть может, то, что он делает – определено всего лишь его природой, как и образ жизни n’tahe, коим я принадлежу. Быть может – не буду утверждать. Но тебе не следует заглядывать в него, Шениор. Цена, которую ты заплатишь за вожделенную истину, слишком высока. Знание о гибели предка не стоит того, чтобы лишить себя будущего.

Шениор опустил голову. Помолчал, рассматривая носки собственных башмаков.

– Прикосновение к твоей судьбе сломало бы ее, – тихо заключил Старший. Дэйлор вздрогнул, когда белые пальцы коснулись его лба. Как странно – он полагал, что руки вампира будут холодными, как дыхание могилы, а оказалось, что они вполне теплые – такие же, как и у любого дэйлор.

Вдруг Старший усмехнулся.

– Ты по-прежнему считаешь меня Злом, бедный, потерянный малыш. По-прежнему не можешь принять то, что я желаю тебе только долгого пути – до конца отпущенного времени. Я не против того, чтобы ты наказал виновников смерти Кейлора д’Амес – но только не ценой собственной жизни.

Как позже понял Шениор, в этот миг Старший применил к нему какие-то свои, недоступные простым дэйлор, чары, потому что…

Горло болезненно сжалось. Шениор сидел на единственном табурете, и не смел поднять глаза на вампира.

Бедный, потерянный малыш.

Слова эти проникли в душу, кольнули в самое сердце сладкой болью.

И Шениор вдруг снова ощутил себя маленькой, беззащитной личинкой; вспомнил заботливые человеческие руки, мягкий голос и добрые, внимательные глаза цвета болотного мха. Тепло охватило его всего, заставляя забыть и о колодце, и о желании узнать правду, и о мести за жизни тех, кто дали ему жизнь…