– Этот ваш любящий жульничать партнер сейчас спускается по улице, – сказала Юджиния, выглянув в окно. – Он, наверное, ходил в конюшню проведать Мендозу.

– Хорошо. Может быть теперь, когда ты снова на ногах, я смогу уговорить его вернуться к работе в шахте.

– Что вы имеете в виду?

– Он почти не выходил из этой комнаты с тех пор, как привез тебя после перестрелки. Ты разве не знала?

Дженна нахмурилась и стала грызть ноготь на большом пальце.

– Я почти все время спала. Он и ночью здесь оставался?

– Насколько я знаю, да.

Обкусав ноготь большого пальца до крови, Юджиния перешла к указательному, раздумывая, зачем Макколи понадобилось так поступать.

– Интересно, что об этом думает его сестра.

Рембрандт усмехнулся.

– Сдается мне, Маура слишком счастлива тем, что Бренч увлекся достойной молодой леди, чтобы быть чересчур строгой.

– Она зря теряет время, если надеется свести меня с Макколи. Может, нам лучше поменяться местами… на случай, если он вдруг зайдет.

Рембрандт поднял взгляд от доски и внимательно посмотрел на молодую женщину.

– Тебе еще нельзя вставать с постели?

– Вы ведь не станете меня выдавать, правда? Этот ваш партнер больше подходит на роль грозного сержанта, чем няньки.

Расхохотавшись от души, старик отрицательно покачал седой головой.

– Мне бы не хотелось, чтобы тебя посадили на гауптвахту, – уж слишком приятно проводить с тобой время.

– Настолько приятно, что можно простить мне один нескромный вопрос? Как вы оказались в одной команде с наемным стрелком?

Рембрандт поднял бровь, но улыбка не исчезла с его лица.

– Бренч сложный человек. Не спеши судить его, милая.

Детский крик заставил Дженну снова посмотреть в окно. На улице двое мальчишек мутузили друг друга кулаками. Маленькая собачонка вертелась у них под ногами, щелкая зубами и лая.

– Трус! – кричал один.

– Сам ты трус!

Бренч подошел к мальчишкам как раз в тот момент, когда они упали в грязь и скатились в лужу.

– Хватит, хватит, так споры не решают.

Заслышав голос Бренча, Рембрандт встал и тоже подошел к окну. Бренч, вытянув руки, держал мальчишек подальше друг от друга.

– Так, – сказал он, – и что же вы не поделили?

Ни тот ни другой, похоже, не горели желанием объяснять что-либо. Мальчишки лишь таращились на Макколи расширенными от страха глазами. Бренч ослабил хватку и присел на корточки между ними. У того, что повыше, были светлые волосы, у второго – темные. Оба были босоногими и перепачканными в грязи. Бренч вытер чумазую щеку светловолосого:

– Тут будет синяк. Думаю, мама не слишком этому обрадуется.

Мальчик кивнул, ковыряя носком грязь в луже.

– Это Чарли виноват.

– Неправда! – возразил Чарли.

– Правда.

– Нет.

Бренч отвернулся, и Дженна улыбнулась, зная, что он старается сдержать смех.

– Это все он виноват, мистер Макколи. Он предложил мне подбежать к вам и дотронуться до вашего «миротворца», а когда я отказался, он назвал меня трусом.

Улыбка сползла с лица Бренча, и он поднялся на ноги.

– Зачем ты предложил ему это сделать, Чарли?

Мальчик повесил голову.

– Я не хотел ничего дурного, сэр. Просто… Ну, все знают, что вы наемный стрелок.

Бренч снова присел на корточки между мальчишками.

– Вы меня боитесь?

Оба молчали, и тогда Макколи сказал:

– Мне было бы жутко неприятно узнать, что кто-то из детей меня боится. Я – человек, такой же, как ваш папа или другие люди.

– Но вы убиваете людей, – возразил светловолосый. – И вы ничего не боитесь.

Бренч с минуту внимательно смотрел на мальчиков, потом огляделся по сторонам и, пригнувшись, прошептал им что-то, чего Дженне не удалось расслышать. Глаза мальчиков стали круглыми, как солнце, что светило над головой.

– Правда?

– Ой, да вы просто шутите над нами!

– Нет, мальчики, не шучу. Я вам вот еще что скажу: чтобы совершать обдуманные поступки, требуется больше храбрости, чем на необдуманные.

Дженна по тону поняла, что Рембрандт улыбается:

– Таков Бренч. Ему претит насилие, как это ни странно.

– Тогда почему…

Смутившись, Дженна не договорила.

Старик вернулся на место и передвинул красную шашку на новую клетку.

– Он вырос в угольной шахте… в буквальном смысле. Всего девяти лет от роду и худой, как щепка, – если верить Мауре – он впервые спустился в эту черную яму вместе с отцом и старшими братьями. Он работал по десять часов в день шесть дней в неделю. И большая часть его жалкого заработка шла на уплату семейного долга магазину компании, единственному месту, где можно было купить продукты и вещи.

– И из-за этого становятся убийцами?

– Мать и сестра Бренча умерли от лихорадки у него на глазах, потому что не было денег на лечение. Позднее его отец долго и мучительно умирал от пневмокониоза. Слишком распространенная причина смерти шахтеров. Когда растешь в мире, где жизнь ценится так дешево, а насилие – обычное дело, то либо привыкаешь к нему до такой степени, что перестаешь замечать, либо начинаешь ненавидеть его до глубины души.

Дженна снова посмотрела в окно. Внизу, на улице, Бренч теперь стоял в полный рост и тихо разговаривал с мальчиками. Молодой женщине трудно было представить Макколи ребенком, да еще и тощим. Рубашка на его плечах, шириной, похоже, в целый ярд, едва не расползалась под напором мускулов.

Рембрандт перепрыгнул через две ее шашки и снял их с доски.

– Иногда мне кажется, что, как бы человек ни стремился идти выбранной дорогой, жизнь еще больше старается все делать так, чтобы он шел в противоположную сторону, словно хочет наказать человека за дерзкое предположение, будто он может сам делать выбор.

Дженна сделала ход, и старик тут же «съел» ее шашку. Теперь уже половины ее шашек не было на доске.

– А я думала, что только женщинам запрещено выбирать собственный путь, – с горечью сказала она.

Рембрандт долго смотрел на Юджинию; в его старых выцветших глазах были удивление и вопросы, на которые молодой женщине очень не хотелось отвечать. И старик их не задал.

– Нет, моя милая. Нами, мужчинами, Бог правит точно так же, как и вами, более нежными и хрупкими созданиями.

– И все же я не понимаю, как Бренч мог стать наемным стрелком.