— Я сожалею, что Сузи сказала Роберу, но поскольку вы знаете, что он не станет повторять это, никакого вреда вам не причинено. Я уверена, что и Сузи никому не станет об этом говорить.

Неприятная полуулыбка искривила его красивый рот.

— Значит, вы считаете, что то, что вы сказали, правда? — Его руки довольно грубо обхватили ее плечи, и он повернул ее лицом к себе. — Правда? — повторил он.

Викки знала, что он ждет извинений, но один только взгляд на его сжатые губы и жесткое выражение лица остановил слова, готовые сорваться с ее губ.

Она почувствовала, как его руки практически вжимают ее в сиденье, делая совсем беспомощной.

— У вас короткая память, Викки, — сказал он тихо. — В тот вечер, когда вы ужинали со мной, вы обвинили меня в том, что я вижу все глазами врача. Я поправил вас, сказав, что, когда я не на службе, я просто мужчина, и сейчас особенно. — С этими словами он нагнул голову и впился в ее губы своими губами. Поцелуй был долгим и беспощадным. Тщетно она пыталась вывернуться, собрать все силы и оказать ему сопротивление, но ничего не получилось. Когда его губы скользнули к ее шее, она глотнула воздуха. Она провалилась в пустоту, отдавшись его губам и осознавая, что ее губы с готовностью отвечают ему, словно в наказание. Он снова и снова припадал к ее рту, в то время как его руки ласкали ее грудь под жакетом.

Постепенно ее сопротивление ослабло, оставив ужасное чувство стыда. Когда наконец он оторвался от нее, она была слишком не в себе, чтобы рассмотреть выражение его глаз. Перед ее глазами был туман слез. Он отпустил ее, и она откинулась на спинку сиденья.

Остаток пути на ферму прошел в болезненном молчании.

Утром на ферму Жассеронов приехали двое. Первой была акушерка, высокая, плотно сложенная шотландка со светлыми волосами и серыми блестящими глазами. Она сказала, что врач мадам Жассерон просил ее приехать. Викки знала, что Ги направил ее с мыслью, чтобы она понаблюдала за мадам и вселила в нее уверенность. Она была явно подготовлена, ибо сказала ласково:

— Как я понимаю, это ваш первый ребенок, мадам Жассерон, но вам не следует ни о чем беспокоиться. Я позабочусь о вас. Уверена, все будет хорошо.

Мадам Жассерон значительно повеселела после ее визита. Когда после обеда заехала Сузи, она с радостью показала ей все маленькие вещицы, что они приготовили. Сузи привезла подарки для новорожденного и попросила разрешения взять с собой на время колыбель, чтобы украсить ее.

В последующие дни Викки старалась стереть образ Ги из памяти. Но знала, что это невозможно, потому что она любила его, а любят только один раз в жизни. Снова и снова она задавала себе вопрос, не было ли это просто безрассудной страстью. Ведь нельзя ненавидеть человека и в следующую минуту умирать от желания быть с ним. Неделя прошла с той роковой ночи, когда она шатающейся походкой и дрожа от его поцелуев вошла в дом и, взглянув в зеркало, увидела свое бледное лицо и растрепанные волосы.

И все же, несмотря на унижение, которое она испытала, побывав в его объятиях, его прикосновения потрясли ее до глубины души. Иногда, в моменты, когда она не контролировала себя, она думала о том, как развивалась бы их дружба, если бы она не сражалась с ним из-за Сузи. Ибо именно Сузи, которую она так преданно любила и которую с такой яростью защищала, была причиной враждебности, возникшей между ними.

И все же, если бы не Сузи, они могли бы никогда не встретиться. Так летели ее мысли, пока она не начинала спрашивать себя, как долго это может продолжаться.

К счастью, она могла заполнять свои дни работой. Одна из маленьких спален была освобождена под детскую, и Викки провела день, копаясь на чердаке, пока не нашла там детский стульчик и лошадку-качалку. Стены комнаты малыша она покрасила эмульсией в бледно-голубой цвет, думая при этом о жаре, которая наступит летом. Сузи вернула колыбель, великолепно задекорированную нейлоном и белыми кружевами и украшенную большим голубым бантом. «Бант можно будет заменить на розовый, если родится девочка», — сказала она.

Месье и мадам Жассерон были в восторге от всего этого.

Сузи с удовольствием погрузилась в семейную жизнь. Робер уезжал из дома рано утром, чтобы работать в поместье Бриссар. Возвращался вечером, к ужину. Сузи помогала мадам Бриссар закупоривать бутылки с вином, и, казалось, они прекрасно ладили друг с другом, чему Викки была несказанно рада. Женщина, которую нанял Робер, хлопотала по дому и готовила.

Викки проводила время между виллой и замком Бриссар, в промежутках присматривая за мадам Жассерон, которая скоро уже должна была родить.

Викки ничего больше не слыхала о Ги и не видела его, пока однажды на вилле ей не сказали, что он уехал читать лекции. Сердце обожгла острая боль, когда она подумала, что больше никогда его не увидит. Ведь она решила после родов мадам Жассерон вернуться к своей прежней жизни.

Джерард приезжал, чтобы вывезти ее куда-нибудь. Он нашел-таки в деревне девушку, умеющую печатать. Она приходила по субботам на несколько часов и помогала ему.

Мадам Жассерон уже не рисковала отправляться за покупками в деревню — срок был слишком большой. И Викки ходила по магазинам одна, после всех покупок заглядывая в местное кафе, чтобы сообщить друзьям мадам, как у нее идут дела. В один такой день, когда Викки уже собиралась уходить, в кафе вошла Жанера.

Викки сидела за маленьким столиком в углу. Это было любимое место мадам. Большинство ее друзей уже ушли. Жанера подсела к ней.

— Не возражаете, если я присоединюсь к вам? — спросила она дружелюбно.

— Нет, конечно, — ответила Викки. Успокоившись по поводу отношений Ги с этой дамой, она могла теперь выносить общество Жанеры. Жизнь становится легче, когда перестаешь особенно близко к сердцу принимать события. Викки ведь придерживалась такой позиции до своего приезда во Францию. И в будущем всегда будет так. Она получила хороший урок.

Многие в кафе знали леди доктора, и со всех сторон стали раздаваться приветствия. Жанера отвечала на них. Затем она предложила Викки заказать еще кофе.

— Спасибо, — ответила девушка. — Я не могу задерживаться. Мне нужно еще заехать на виллу, чтобы отдать то, что я купила для Сузи.

Жанера подозвала официанта и беспокойно закурила сигарету. Она явно отказалась от своего обычного равнодушия. Жанера нервничала, это было видно. Во-первых, она курила слишком много, судя по цвету ее пальцев. Она выпустила струйку дыма и с очаровательной улыбкой приняла принесенный ей кофе.

— Она очень счастлива, ваша сестра. Это заметно, — проговорила Жанера задумчиво. — И все же они так мало знали друг друга до свадьбы. А я, я люблю одного и того же человека с восьми лет. Потрясающе, правда?

— Ну почему же? — ответила Викки, пожалев, что она не ушла, как только увидела, что Жанера входит в кафе. Она могла сколько угодно убеждать себя, что это упоминание о Ги больше ее не трогает, все напрасно. Ей было больно выслушивать признания Жанеры в ее любви к нему.