— Что ты во мне нашел, Брем? В самом начале? Почему я? Почему ты писал эти записки?

Я впервые осмелилась заговорить об этом.

Почему я?

Чем я заинтересовала такого мужчину? Когда он обратил на меня внимание? Почему решил, что желает именно меня? Почему умолял: будь моей?

Брем отпил кофе.

Ставя стаканчик обратно на стол, он все еще улыбался.

— Какие записки?

— «Валентинку».

— «Валентинку»?

— С текстом: «Будь моей».

Он встряхнул головой. Его улыбка чуть поблекла. Он глянул на золотой «ролекс» и, обернувшись через плечо, сверил время по часам на стене.

— Ты уж прости, детка, — произнес он, обращаясь к часам, — но я не посылал тебе никаких «валентинок».

— А остальные записки? На желтой бумаге?

Он снова повернулся ко мне, и мне показалось, что смущение на его лице борется с искренней озадаченностью.

— Знаешь, моя сладкая, я, честное слово, не больно-то силен в писанине. Хотя идея мне нравится. Жаль, что я сам до нее не додумался.

Я вытаращилась на него.

Он снова взглянул на часы.

На широкий, сверкающий золотом циферблат.

Он говорил, что это подарок. Мать перед смертью подарила их ему.

Я поморгала глазами:

— Так это не ты писал записки?

Мой голос звучал хрипло. Я откашлялась, но что-то мешало в горле — пыль или пыльца, что-то мелкое, что витало в воздухе и забивалось в рот.

Он пожал плечами:

— Значит, кто-то писал тебе любовные записки?

По его лицу пробежала неясная смутная тень. Досада? Ревность?

Я дотронулась до своей шеи:

— Я ведь думала, это ты. И поэтому…

— Ну, — ответил Брем, откидываясь на спинку стула. — Думаю, вы связались не с тем парнем, миссис Сеймор. Наверное, надо поискать получше. Я всего лишь механик. И не пишу стихов.

— Шерри!

Я обернулась.

К нам шла Аманда Стефански. На ней было пестрое оранжевое платье — по-моему, слишком прозрачное. Оно делало ее похожей на абажур гигантских размеров, но взгляд Брема метнулся к ней, пробежал от талии к груди, потом к шее. На лице появилась полуулыбка. Я не могла оторвать от него глаз, хотя понимала, что должна смотреть на Аманду.

— Брем! — сказала я. — Ты знаком с Амандой?

Он встал и протянул руку:

— Нет, мы не знакомы. Хотя я видел вас много раз. Очень рад, что нас наконец представили друг другу.

Ее радость показалась мне преувеличенной. Завиляла хвостом, как щенок, желающий понравится. В то же время Аманда выглядела смущенной и поспешила перевести взгляд с Брема на меня. Я тоже встала и, обращаясь к Брему, сказала:

— Нам с Амандой надо поговорить. Приятно было повидаться, Брем.

— Да что вы! — воскликнула Аманда. — Я вовсе не собиралась вам мешать. Увидимся позже, Шерри! У тебя в кабинете, наверху. Хорошо? — Она отступила и помахала рукой. Затем повернулась к Брему: — Очень рада с вами познакомиться!

— Нет, это я рад познакомиться с вами, — ответил он.

Он смотрел ей в спину, пока она стремительно удалялась, а я смотрела на него. Потом мы поднялись, глядя друг на друга. Я сжимала в руке стаканчик кофе. Брем оставил пустой стакан на столе. Он нагнулся и сказал мне на ухо:

— Ты лучше не ищи этого другого парня, детка. Помни, что ты моя. — И подмигнул мне: — Увидимся вечером.

Поджидая Аманду, я слушала, как колотится у меня сердце, — оглушительно, как будто кто-то бил о стену. Дел скопилось невпроворот — поставить оценки за письменные работы, заполнить формы, ответить на поступившие звонки, составить расписание, но я никак не могла заставить себя начать хоть с чего-нибудь. Не желала я этим заниматься. Работа представлялась мне бессмысленной — настоящий сизифов труд. Сколько усилий я трачу, чтобы вкатить камень на гору, и зачем? Чтобы потом наблюдать, как он катится вниз по склону, состоящему из таких же камней. Я хотела совсем другого — оказаться в своей квартирке с Бремом. Или дома — с Джоном. Или с Чадом в кинотеатре. А еще лучше — в парке, где мы много лет гуляли, пока он был маленький, и куда впоследствии ни разу не ходили. Я до сих пор помнила, как он высоко взлетал на качелях, бросая вызов силе притяжения и приводя меня в ужас. Я включила компьютер. Открыла электронную почту и написала:

«Дорогой мой! Надеюсь, у тебя все хорошо. Мы с папой ждем не дождемся, когда наконец увидим тебя. Вроде бы через две недели? Ты уже заказал билет? Начинай потихоньку собирать вещи, которые не думаешь оставлять на хранение. Дедушка не слишком хорошо себя чувствует. Может быть, когда будешь дома, съездим его навестить? Он будет счастлив тебя увидеть. Ты уже знаешь, что Гарретт поступил в морской флот? Люблю тебя всем сердцем. Мама».

Входя ко мне, Аманда выглядела застенчивой и немного подавленной. Проболталась она кому-нибудь или нет? И вообще, поняла, что между Бремом и мной что-то есть? Может, она подслушивала, о чем мы говорим, и только потом окликнула меня?

В своем ярко-оранжевом платье под «Розой». Дали она наводила на мысли о растении, без присмотра выросшем в саду какой-нибудь старушки. Мне пришли на ум огромные тропические растения, цветущие раз в пятьдесят лет. Слишком яркие, чересчур бросающиеся в глаза. Аманда откашлялась и сказала, что в этом семестре к ней в группу, где она ведет сочинения по литературе, записался Даг Блай и ей необходим совет. На первом курсе он учился у меня. Так вот, как он себя вел — так же нагло, как у нее? По ее словам, она понятия не имела, что делать. Он все время ее изводит. Отпускает злобные шуточки по поводу других студентов, пародирует ее. Однажды, стоя у доски, она обернулась и заметила, как он у нее за спиной показывает средний палец. Она точно видела! Она говорила с ним, пригрозила, что выгонит из группы, но ему на все плевать. Она боится. Что делать?

Я напряглась, но не могла вспомнить Дага Блая.

— Ты уверена, что он у меня учился? — спросила я.

— Он сам сказал, — ответила Аманда. — А я посмотрела у него в зачетке. Ты поставила ему «хорошо».

Даг Блай?

Если мне не изменяет память и он именно тот, на кого я думаю, то в моей группе Даг Блай проявил себя исключительно вежливым юношей. Он бы и «пятерку» получил, если бы вовремя сдал последние две работы. Он, помнится, называл меня «мадам».

Я попыталась объяснить Аманде, что ей необходимо быть строже.

Наверное, она просто слишком мягкая.

В конце концов, ей всего двадцать семь. Даг Блай, вероятно, отметил ее молодость, неопытность и незащищенность и решил, что может на ней отыграться. Может, за его вежливыми манерами и раньше скрывался хищник, а в лице Аманды он, наконец, почуял легкую добычу. Я посоветовала ей сделать следующее. Когда он начнет безобразничать, подойти к двери, открыть ее и указать ему на выход. Откажется — позвать охранника. Потом пойти к декану и потребовать, чтобы его исключили. Декану сказать, что она боится за свою безопасность — это срабатывает безошибочно.