Особенным шиком нашей модели были два специальных кармана: один для плеера — Ромка всегда работал с музыкой, и часто слушал ее в наушниках, если я училась рядом, а второй — для небольшой бутылки с водой. Я уже смирилась с тем, что он ничего не ест, когда увлечён работой, но пить ему было необходимо.

Для того, чтобы фартук сел идеально, мне нужен был его точный рост, расстояние от плеча до пояса, охват груди и бедер. И однажды он проснулся в тот момент, когда, застыв над ним с сантиметром в руках, я производила замеры при свете луны и настольной лампы, которую отвернула к стене, чтобы не разбудить его.

— Ты че… расчленить меня собралась и прикидываешь, какие мешки брать? — пробормотал он, переворачиваясь на другой бок, рассеянно-сонным движением выбивая сантиметр у меня из рук. — Бля, Женьк… Я даже этому не удивлюсь, честно.

С тех пор плееры стали сначала маленькими цифровыми прищепками, а потом и вовсе перешли в телефоны, и карман для музыки превратился в карман для мобилки. А в кармане для воды у Ромки часто бывала небольшая баночка с вином или пивом — но за этот фартук он носил меня на руках в прямом смысле слова. Потом, когда мой подарок окончательно истрепался и карманы вытерлись, он снял с него выкройку и заказал точно такой же в каком-то очень модном ателье — и так вышло, что мечта моих девчонок сбылась. Они действительно сконструировали вещь, которую несколько раз перешивали в лучших мастерских Италии. Это стало их самым настоящим дизайнерским шедевром, несмотря на то, что они об этом так и не узнали — двое из них всё-таки остались работать в школе, а третья, забросив любимое дело, ушла в торговлю.

Всё же, несмотря ни на что, мы с Ромкой — счастливчики. Нам обоим повезло заниматься тем, что любим, а ему — ещё и добиться громкого успеха. Нет ничего обиднее в жизни, чем создать что-то стоящее, и не знать об этом, много лет считая, что ничего толком так и не сделал.

— Так чего звонишь? — его голос возвращает меня из воспоминаний в настоящее. — Что ты хотела?

Вдохнув поглубже, понимаю, что разговор не будет легким и стараюсь не обращать внимания на то, как нетерпеливо он барабанит пальцами по столу, на который оперся.

— Надо поговорить, Ром. Это очень серьезно.

18 лет назад. Июнь 2001 г.

— Нет, Рома, послушай! Послушай, говорю! — разозлившись, выдергиваю спичку из его зубов, которую он флегматично пожёвывает, всем своим видом показывая, в какую скукотищу его вгоняют мои бесконечные рассуждения. В ответ, оживляясь, он пытается цапнуть зубами меня за палец, но я не даюсь.

— Это серьезно, понимаешь? Это очень серьезно для меня.

Мой сеанс с группой на новом месте уже завтра, а я ещё не видела ни самого помещения, и даже не отнесла туда реквизит.

Накануне этого сделать не удалось — я проспала всю пятницу, до утра которой мы с Ромкой гуляли по городу, и дошли до самого центра, пока небо на востоке не заалело, и яркое летнее солнце не выкатилось из-за горизонта неожиданно, как это обычно бывает в конце июня.

— Слушай, я по-любому должен сводить тебя в Мак, чтоб не быть мудаком после того, как ты меня там искала.

Да, я рассказала ему об этом, как-то очень легко и просто.

Я, вообще, многое рассказывала ему — язык как будто сам развязался и выбалтывал всякую чушь: как в детстве боялась грозы, как препарировала лягушек из любопытства, а меня подозревали в маньячестве, как пыталась откосить от дежурства в школе, запираясь в раздевалке спортзала. Дальше пошли вещи посерьёзнее — например, почему я занимаюсь тем, чем занимаюсь, почему работаю с группой, и как это здорово — видеть, как люди меняются рядом с тобой.

Ромка слушал внимательно, не перебивая и почти ничего не говоря о себе — а я вспоминала об этом и начинала спрашивать что-то и о нем, что там у него за дом такой, и он правда художник? Но буквально через минуту снова переходила на свои темы и рассказы о себе. Он в ответ только посмеивался и задавал новые вопросы, подстегивавшие мое красноречие. А когда я вспоминала, что так и не выслушала его, говорил:

— Да все нормально, Женьк. Только не трещи так. Помедленнее, я записываю, — и показывал пальцем на висок, намекая на свою память.

— А… Зачем?

— Типа досье на тебя. Чтоб потом пользоваться в своих интересах.

Я ничего не могла с собой поделать и продолжала выкладывать ему какие-то дурацкие истории о себе, слушая его меткие, не всегда приличные… да что там, чаще всего неприличные замечания, и ухохатываясь над ними. До открытия Макдональдса, в котором Ромка пообещал мне завтрак, оставался час — и его я провела неожиданно уснув у него на плече, а потом вообще, сползла головой к нему колени.

Мы сидели на большом фонтане прямо напротив Мака, чтобы первыми забежать в него, как только сменится табличка на дверях, и я сама не заметила, как забралась на широкий бортик с ногами и отключилась.

Весь следующий день я так и не смогла проспаться и открыла глаза только к вечеру, вспоминая прошедшую ночь и утро, как щемяще-волшебный сон, в котором всё было так здорово, что не верилось, что это случилось на самом деле.

Картошка и бургеры казались самыми вкусными и аппетитными в моей жизни — мы поедали их, сидя на том самом фонтане, где я умудрилась уснуть, только в этот раз, развернувшись к Маку спиной и болтая ногами в воде. Дорога назад, к моей общаге хоть и заняла ещё пару часов, но мы оба шли босиком, для начала просто, чтобы ноги обсохли, а потом — из интереса и приятного ощущения тёплого, нагревающегося на солнце асфальта.

Ромка даже обнимал меня, закинув руку на плечо — так естественно, что я и не думала возражать. Это так вписывалось в атмосферу нашего свежего и радостного утра, что по-другому и быть не могло.

Правда, у самой общаги он снова начал недвусмысленно ко мне приставать, сначала принюхиваясь к моим волосам, а потом пытаясь поймать губы для поцелуя, а я отталкивала его из какого-то бесшабашного веселья — мне так нравилась наша дразнящая недо-дружба, что хотелось ещё немного пощекотать себе нервы. А заодно и ему.

Наконец, добравшись к себе на третий этаж, я в который раз порадовалась, что моя соседка сдала половину сессии автоматом и давно уехала домой, а, значит, можно было разбросать одежду и обувь по всей комнате и отключиться, пока не высплюсь.

Я чувствовала себя, как будто проглотила кусочек радуги, и он сверкает во мне, наполняя изнутри ощущением детского восторга.

Только к вечеру, когда я открыла глаза, то поняла, что встреча с группой уже послезавтра — а у меня нет ни телефона, ни Ромкиного адреса. Впасть в панику мне помешала записка, которую мне передала вахтёрша, когда, сунув в карман деньги, я отправилась за кефиром.

— Линник! — крикнула она мне в спину, когда я уже проскочила сквозь вертушку. — Тебе тут это… оставили. Бери бегом, пока никуда не заносила. Такой хлопец приходил, а ты — сонная тетеря! Все счастье своё проспишь, будешь потом локти кусать!