и выдохов и бегло смотрю в зеркало. Ну, и взгляд у меня, конечно. У маньяков и то глаза подружелюбнее. Улыбаюсь и ежусь от самой себя.

— Все, поехали, — говорю я себе, убеждая, что не страшусь встречи с Сашей.

Глава 40. Учитесь

Денис увлеченно с другими детьми покоряет детские тренажеры. Подплываю к лавочке, на которой в одиночестве сидит Саша. Он не замечает меня и что-то увлеченно пишет в блокноте, однако когда подхожу ближе, то понимаю, что он не пишет, а рисует. Саша рисует простым карандашом в небольшом скетчбуке множество глаз.

— Привет, — обескураженно говорю я и сажусь рядом.

Денис мне машет рукой и возвращается к игре. Саша закрывает скетчбук и отвечает:

— Привет.

— Ты, что, рисуешь?

— Да, — откладывает скетчбук и карандаш. — Купил пару видео-курсов.

Обращаю на него недоуменный лик. Что это еще за фокусы? И жутко любопытно, что еще он нарисовал в скетчбуке кроме глаз.

— У меня не может быть хобби? — он улыбается и вскидывает бровь. — Планирую еще заглянуть на вечерние курсы масляной живописи. Кстати, недалеко от моего офиса. В будние дни на обеде возьму частные уроки.

— Что? — голос у меня понижается до сиплого шепота.

В горле пересыхает от удивления. Саша деловито ко мне разворачивается, закидывает руку на спинку скамьи и продолжает:

— И хобби много времени отнимает. Я ночами рисую…

Дыхание перехватывает, и мне совершенно не нравится моя реакция.

— С шарами и кубами вроде разобрался, а вот с анатомией, — вздыхает и не спускает с меня взгляда, — беда.

Я краснею от пристального и изучающего взгляда Саши. И дело не в том, что смотрит на меня с желанием или томностью, нет. Он взирает на меня цепко, как на объект, который можно нарисовать. Касается подбородка, вынуждая повернуть лицо чуть вправо, и мои ноги тяжелеют.

— В общем, пока носы, глаза и уши рисую, — убирает руку, разглядывая меня.

Секундная оторопь, мое изумленное молчание, и я прихожу в себя. Сердито всматриваюсь в спокойные глаза и зло шепчу:

— Найди другое хобби.

— Нет, — безапелляционно заявляет Саша.

— Поздно, Саша, — цежу сквозь зубы.

— Никогда не поздно открыть душу искусству, — он мягко улыбается. — Да и тебе какая разница, чем я занимаюсь ночами?

— Ты прав, — фыркаю, вскидываю подбородок и перевожу взгляд на детскую площадку, а у самой сердце ускоряет бег от внимательного взора Саши.

Когда он берет в руки скетчбук, открывает его и шуршит карандашом по бумаге, я совершенно теряюсь от его наглости.

— Подбородок чуть выше, Ева, — строго командует он.

Я распахиваю от неожиданности глаза так широко, как никогда прежде, и цепенею на несколько секунд, а после в возмущении смотрю на Сашу, который недовольно приподнимает бровь, застыв с карандашом над бумагой.

— Совести у тебя никакой, Саша, — голос у меня дрожит низкой хрипотцой. — Мы в разводе, а ты тут…

— Что? — он щурится.

— Ты сам прекрасно знаешь, что, — медленно выдыхаю и встаю. — Я…я… у меня нет слов!

Подхватываю рюкзак с вещами сына и торопливо шагаю к детской площадке:

— Денис! Нам пора!

Денис ловко спрыгивает с низкой перекладины, бежит ко мне, обнимает, и я сдавленно отзываюсь:

— Иди с папой попрощайся и поехали домой.

Наблюдаю, как Денис и Саша о чем-то говорят, как обнимаются и с печалью смотрят друг на друга, не желая разбегаться. Нервничаю и злюсь на себя за минутную слабость. Все-таки вывел из себя.

У машины оборачиваюсь. Наши взгляды с Сашей встречаются, и я опять вспыхиваю румянцем. Ночами, гад, рисует. Иди к потаскухам, художник!

— Мам, — Дениска отвлекает меня от сумбурных мыслей, и я удивляюсь тому, что я уже сижу за рулем. — Вы с папой поссорились?

— Нет, — пристегиваюсь и приглаживаю волосы. — Твой папа решил художником стать…

— Да, и у него неплохо получается, — Денис кивает. — Мы вот вчера с ним целый вечер рисовали.

И тут я вспоминаю, что я хотела с Сашей обсудить очень важный вопрос, а он меня взял и сбил с толка. Глухо рычу, сжимаю руль, и Денис испуганно шепчет.

— Нам нельзя рисовать?

— Нет, — оглядываюсь с неловкой улыбкой. — Нет, милый. Можно. Я забыла папе кое-что сказать. Посиди, а?

— Ладно, — Денис медленно кивает. — Посижу.

Выскакиваю из машины и зло шагаю к Саше, который опять увлекся карандашом и скетчбуком.

— Так, — сажусь и сжимаю кулаки. — Нам надо Денису сказать, что… у него будет братик или сестричка. Ты ему еще не говорил?

— Нет, — закрывает скетчбук. — А стоило?

— Нет, — откидываю волосы за плечи. — ну то есть… сказать надо, конечно… но когда? И как он отреагирует?

— Наверное, надо сказать, когда живот немного округлится?

— Это еще одна травма? — в растерянности смотрю на Сашу. — Это же… у него же там кризис впереди. Там же школа маячит… Саша, ну вот ты отличное время подгадал, когда меня осчастливить! Ты бы уже как-нибудь постарался… Либо любовница, либо беременность, в самом деле!

— Мне тебе нечего ответить на твою претензию, Ева, — он устало вздыхает.

— Вот именно! — встаю и поскрипываю зубами. — Тебе нечего ответить! — сжимаю переносицу и вновь смотрю на него. — Надо как-то его плавно подводить к новости. И тебе, и мне.

— И я бы хотел на следующее УЗИ…

— Нет.

— Но я…

— Я тебе все анализы, снимки покажу. Буду, Саша, держать в курсе, что у меня и как дела, но брать тебя с собой на УЗИ не стану.

— Но я отец, Ева, — взгляд становится темным и злым. — Тебе это очень не нравится, но так уж случилось. Я хочу с твоим врачом лично побеседовать.

— Хорошо, я дам тебе контакты, — хмурюсь. — Но на УЗИ, Саша, я тебя брать не стану.

— Почему?

— А зачем ты мне там? За руку держать? Обойдусь.

Не дожидаясь ответа, ухожу. В машине прижимаю кулаки ко лбу, и Денис подает голос:

— Вот теперь точно поссорились.

— Нет, — оборачиваюсь. — Дениска, мама и папа не ссорились. Мама и папа вновь учатся общаться друг с