Впрочем, это уже больше для острастки было. Что бы ни поручил пареньку пенсионер, исполнялось с поражающей рьяностью и точностью, и пришелец уже ни капельки не сомневался, что тот не подведет. Тем не менее каждый день уделял время для личного осмотра своих «сельхозугодий».

И снова возобновились попытки сладить злосчастный арбалет, который словно бы назло не хотел получаться одновременно и недорогим, и надежным. Уже и всяких конструкций было перебрано и вариантов, но все без толку. Машина хорошей должна была бы получиться, да толку-то от нее, раз цена запредельная. Уже и отказаться от затеи думал Николай Сергеевич: «Пес с ним, с арбалетом, луков больше наделать! Пусть бы и учиться долго стрелять, так хоть как-то!» – как наткнулся в селеньице одном на рычаг, из кости проваренной сделанный. Оно хоть и неуклюже, зато достаточно прочно и надежно. Уже тогда царапнула кость та взгляд, да не сразу сообразил пенсионер, что приладить кость ту можно с умом, а когда сообразил, то хохот его пробрал такой, что Милован уж не на шутку обеспокоился: уж не тронулся ли знакомый его умом?

– Ты чего, чужеродец? – сплюнув мокроту, поинтересовался тот.

– Будут самострелы князю! Будут!

Уже на следующий день Булыцкий приволок торбу с собранными в деревне костями и тут же принялся за работу. Не сказать, что шедевр получался. Милован так тот вообще скривился, лишь только увидал, какое убожество выходит у товарища его. Скривился, но все же в совете не отказал дельном. Так худо-бедно, но сладили два неказистых самострела. Настолько убогих, правда, что даже терпеливый Милован не удержался и отпустил пару шуточек похабных. Впрочем, результатами остался более или менее довольный, хоть и слабее тот оказался, чем даже тот же лук. Намного. Разница только в том, что уже на десятый выстрел до этого никогда даже и лука в руках не державший Николай Сергеевич смог вести более или менее прицельную стрельбу.

– Ловко, – подумав, согласился бывший лихой. – С таким сладить можно любого обучить, – сквозь кашель прогудел тот.

На тридцатый, правда, выстрел рессора из кости не выдержала и лопнула, но ее тут же заменили на другую, и успешные занятия продолжились уже через пару минут.

– Ловко, только доспех не пробьет… Даже худой, – заключил Милован. – Разве что с коня собьет… Да и то под самой стеной если только. Ну пусть чуть подале, – сплюнув мокроту, продолжал тот, – если сверху вниз бить, но все равно: против доспеха – что комариный укус.

– Так без доспехов будет половина, – спокойно парировал Булыцкий. – А остальные – в легких.

– Чего так?

– Так сказывал же: Тохтамыш как на охоту собирать будет. Потому и налегке все соберутся, и стрел запаса большого не будет.

– Ну и что за мужи такие? Без стрел, без доспехов? Смех один!

– Зато – скорость, – отвечал пенсионер.

Ничего собеседник не ответил, лишь опять зашелся в кашле своем натужном да бороду почесал задумчиво.

Следующие недели жизни в Сергиево-Троицком монастыре ознаменовались еще одним серьезным успехом старика. Как-то ночью Ждан, не отлипавший теперь от ящиков с рассадой, растормошил Булыцкого.

– Вставай, пришелец! Вставай! Смотри! – и не сообразивший толком, что происходит, пенсионер вскочил на ноги, готовый к чему угодно: от пожара до преждевременного нашествия Тохтамыша. Уж больно суетлив был Ждан. – Давай, смотри! Да подойди же ты! – парень настойчиво волок старшего к коробам. – А почему все? Да потому, что уход! Тепло потому что да свет от угольев!

– Чего тебе? – проворчал тот, когда его чуть ли не силой ткнули в один из ящиков, в который засаживали семена маринованных помидорок… И тут же обомлел! Из-под земли, сгибаясь под тяжестью серой глины, тонюсенький и оттого такой хрупкий, пробивался первый росток! – Получилось! – расхохотался тот. – Растет же, шельма! Растет! – схватив в охапку парня, он вдруг закрутил его, словно дитя любимого цуцика.

– Пусти! Пусти, кому говорю! – отчаянно брыкался тот, вырываясь из клешней старика. – Да что я тебе, баба, что ль?!

Шум, поднятый жильцами кельи, разбудил жителей обители, и те начали стекаться, проверить, а не случилось ли чего худого. Впрочем, когда им стала ясна причина столь безудержного восторга, вдоволь насмотревшись и нарасспрашивавшись, успокоились и, что-то обсуждая и одобрительно кивая головами, разбрелись по кельям. Хоть и странен был им чужеродец, да многим успел уже полюбиться за норов бойкий, да за характер непоседливый, да за слухи про науки, которым обучает Никола. Уже после этого, заручившись хоть маленькой, но победой, посмел Булыцкий просить Сергия грамоте обучать его, да и желающих.

– Тебе розумею зачем, – кивнул головой Радонежский. – Остальным на что? Слову Божьему через Бога поучаются, а не через книги.

– Потому так и выходит, что книг почти и нет. А книг нет, потому как читать некому, отче. А кто читать научен, да не всегда написанию обучен.

– Ты напраслину не городи! – пригрозил Сергий.

– А в чем напраслина-то моя, отче? – искренне изумился пришелец. – Я уж со всеми знаюсь, да вижу, что грамоте один да другой обучены. А остальные – нет. Они ведь и люди смиренные, и за кротостью души своей зла никому не причинят. Да потому все, как в руках твоих судьбы их, а ты напраслине не обучишь. А вот если бы к другому пастырю попали, худому чему обучились да непотребщины наслушались бы.

– На все воля Божья. Тернист путь к Богу. Не каждому и пройти, – смиренно отвечал Сергий.

– Так я о том же и толкую сейчас, – горячо поддержал его пенсионер, – так ты вишь какое дело, путь этот легче сделать можно. Ты братию обучил, а те в мир пойдут. А в миру и других поучать начнут Закону Божьему со слов твоих же. А закон тот всяко в книгах святых прописан. А ведь до каждого и не достучишься; только тем, кто сам придет.

– А чем тебе слова не угодили мои? – поразился Сергий.

– Да не твои, отче! Твоими устами Бог глаголет. А вот что из того, что тобой говорено, до сердец да душ братии долетает? Какое зерно там прорастает, кто укажет? Так что не уразумел ежели кто чего-нибудь, так у такого три дороги: к тебе за советом, от молитв смиренных отвлекать, самому в молитвах ответа искать или же в книгу заглянуть. Пока душ пара дюжин, так и ты, может, каждому уделить внимание способен, а как поболе? Да и не будешь же ты по вопросу по каждому молитвы читать! – остановил он уже собравшегося что-то возразить Сергия.

– А как поболе, да в книгу каждому заглянуть, что от книги той останется?

– Твоя правда, – согласился Булыцкий. – Да вот только грамотных у тебя – по пальцам перечесть. Словом, каждого учить, сколько времени уйдет. А как не так уразумел кто-то? Я про то и говорю, что и грамоте учить.

– Так и молитвы на то смиренные. Все у Бога в руках. Создатель и отец наш небесный, и пастырь, и наставник, для тех, кто в смирении усерден да воле Божьей уверован.

– Сам же как-то сказывал: Богу – Божье, князю – княжье. Кто службу Богу путем своим избрал, тому, понятно, молитвы в уста да сердце – Богу. А кто в мирских заботах, тому и путь иной. И не всегда за советом к кому обратиться есть, а уж тем более в молитве смиренной уединяться.