— Какой прибыли?

— Вы же перевели два миллиона американских долларов для Горнта — без документов, без печатки, без ничего, только против ожидаемой прибыли.

Бартлетт ухмыльнулся.

— И давно вы знаете об этом?

— Я же говорил, здесь секретов не утаишь, — улыбнулся в ответ Данросс. — Вы играете?

Бартлетт бросил взгляд в сторону Кейси, и Данросс перестал дышать.

— Кейси, ты знаешь, о чем речь?

— Нет, Линк. — Кейси повернулась к Данроссу: — Что это за махинация, Иэн?

— Сначала я хочу знать, получу ли два миллиона в качестве аванса без каких-либо юридических обременений — если вы играете по этой схеме.

— Какова возможная прибыль? — спросила Кейси.

— От четырех до двенадцати миллионов американских долларов. Без налогообложения.

Кейси побледнела.

— Без налогообложения?

— Без обложения любыми гонконгскими налогами, и, если хотите, мы поможем вам не платить налоги в Штатах.

— А каков… каков срок выплаты? — спросил Бартлетт.

— Размер прибыли будет определен в течение тридцати дней. Выплата займет пять-шесть месяцев.

— От четырех до двенадцати миллионов — это все или только наша доля?

— Ваша доля.

— Для чего-то абсолютно, стопроцентно легального это очень большая прибыль.

Повисла продолжительная тишина. Данросс ждал, ему хотелось, чтобы вопросы задавали они.

— Два миллиона наличными? — спросил Бартлетт. — Никаких ценных бумаг, ничего?

— Да. Но после того как я изложу суть дела, вы можете или перевести их, или пасануть.

— Какое отношение к этому имеет Горнт?

— Абсолютно никакого. Это предприятие не имеет никакого отношения ни к Горнту, ни к «Ротвелл-Горнт», ни к «Пар-Кон», ни к вашему интересу к нам, ни к нашей сделке. Это дело абсолютно стороннее, что бы ни произошло, — даю вам слово. И клянусь перед Господом никогда не говорить Горнту, что вы перевели эти два миллиона, что вы — мои партнеры, что мы в доле — и, кстати, что мне известно, как вы трое продавали мои акции, играя на понижение. — Он улыбнулся. — Должен признать, это была очень неплохая идея.

— Мои два миллиона определяют успех этой сделки?

— Нет. Они её подмазывают. Как вы знаете, у меня нет двух миллионов наличными, иначе бы я и приглашать вас не стал.

— А почему нас, Иэн? Если сделка так хороша, вы могли бы без труда получить два миллиона у одного из ваших здешних приятелей.

— Да. Но я предпочитаю увеличить соблазн для вас двоих. Кстати, наша договоренность в силе до полуночи вторника. — Данросс сказал это как отрезал. Потом заговорил уже другим голосом, и оба почувствовали его ликование. — Но этим — этим деловым предприятием — я могу показать вам, насколько мы превосходим «Ротвелл-Горнт», насколько увлекательнее иметь дело с нами, чем с ним. Вы — человек рисковый, я тоже. Вас называют «Рейдер» Бартлетт, а я — тайбань Благородного Дома. Вы рискнули какими-то жалкими двумя миллионами с Горнтом, без всякой печатки, так почему вам не рискнуть со мной?

Бартлетт бросил взгляд на Кейси. По ней было не разобрать, «за» она или «против», хотя он понимал, какой это для неё громадный соблазн.

— Раз вы устанавливаете правила, Иэн, ответьте мне на такой вопрос: два миллиона вношу я, почему мы с Кейси в равных долях?

— Я помню, что вы говорили за ужином об «отвальных». Вы свои получаете, а она — нет. Теперь у неё будет возможность получить свои.

— А почему вы так заботитесь о Кейси? Пытаетесь разделять и властвовать?

— Если бы это было возможно, вы не имели бы таких особых партнерских и деловых отношений. Она ваша правая рука, говорили вы мне. Понятно, что она очень важна для вас и для «Пар-Кон», так что ей полагается доля.

— А чем она рискует?

— Она вкладывает свой дом, свои сбережения, свои акции в «Пар-Кон» — все, что у неё есть, — вместе с вами. Она подписывается под всем этим за половинную долю. Верно?

— Конечно, — кивнула Кейси, которая была ни жива ни мертва.

Бартлетт резко повернулся к ней.

— Ты вроде говорила, что ничего об этом не знаешь?

Она посмотрела на него.

— Пару минут назад Иэн спросил, поставила ли бы я все, что у меня есть, чтобы получить «отвальные», очень большие деньги. — Она нервно сглотнула. — Я сказала «о'кей» и уже думаю, что лучше бы не говорила.

Бартлетт на минуту задумался.

— Кейси, давай прямо: играешь или нет?

— Играю.

— О'кей. — И Бартлетт расплылся в улыбке. — О'кей, тайбань, ну и кого нам надо завалить?

Чжу Девять Каратов, тот самый, что таскал мешки с золотом для банка «Виктория», отец двух сыновей и двух дочерей — Лили Су, к которой захаживал Хэвегилл, и Глицинии, любовницы Джона Чэня, которую затоптали рядом с филиалом банка «Хо-Пак» в Абердине, — ждал своей очереди у окошка, где принимали ставки.

— Да, старик? — нетерпеливо произнес кассир.

Чжу вытащил свернутые трубочкой деньги. Все, что у него было, и все, что удалось занять: осталось лишь на три дозы «белого порошка», который понадобится, чтобы выдержать сегодня ночную смену.

— На двойную кинеллу, клянусь всеми богами! Восьмой и пятый во втором забеге, седьмой и первый в пятом.

Кассир методично подсчитал мятые купюры. Семьсот двадцать восемь гонконгских долларов. Он пробил и проверил первый купон. Все правильно: пятый и восьмой — второй забег; седьмой и первый — пятый забег. Он тщательно отсчитал сто сорок пять купонов по пять гонконгских долларов каждый — размер минимальной ставки — и передал их Чжу вместе с тремя долларами сдачи.

— Давай быстрее, клянусь всеми богами, — торопил стоящий за Чжу. — У тебя пальцы в «черной дырке», что ли?

— Спокойно! — пробормотал старик, чувствуя слабость. — Это дело серьезное!

Он тщательно проверил купоны: первый, три, выбранные наугад, и последний. Все правильно, число купонов верное, поэтому он уступил место у окошка и стал протискиваться из толкучки на свежий воздух. Там он почувствовал себя лучше, немного подташнивало, но все же получше. Чтобы сэкономить на плате за проезд, всю дорогу от строящегося нового высотного дома над Коутуолл-роуд в Мид-Левелз, где он работал по ночам, Чжу шёл пешком.

Он снова проверил купоны. Восьмой и пятый номер в этом забеге, седьмой и первый в пятом, очень важном забеге. «Хорошо, — думал он, осторожно кладя их в карман. — Я все сделал как надо. Теперь решать богам».

Сильно мешала боль в груди, поэтому он пробился через толпу к туалету, зажег там спичку и вдохнул дым от пузырящегося «белого порошка». Через какое-то время ему стало лучше, и он снова вышел на улицу. Второй забег уже начался. Вне себя от волнения, он протиснулся к перилам, не обращая внимания на сыплющиеся со всех сторон ругательства. Лошади проходили дальний поворот, рванули галопом в его сторону на последней прямой к финишному столбу и вот уже мчались мимо грохочущим расплывающимся пятном, а он напрягал старые слезящиеся глаза, чтобы разглядеть свои номера.