Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Реция, где мы? Мне страшно, здесь так темно, – обратился мальчик с беспокойством к той, которую он много лет знал и любил, так как она заботилась о нем, как мать.
– Успокойся, мое милое дитя. Я с тобой, осуши свои слезы! Всемогущий и всеблагий Аллах вскоре поможет нам, – утешала Реция трепещущего мальчика, хотя сама была исполнена неописуемого беспокойства и страха, но горе мальчика придало ей силы и мужества. Что было бы, если бы и она теперь изнемогла.
– Где мы теперь, Реция?
– Я сама этого не знаю – но я с тобой.
Мальчик припал к ней и положил голову на колени. Он успокоился, слезы не текли больше, он ведь был под защитой того существа, которое любил с раннего детства. Реция заменяла ему мать!
– Ты со мной, – тихо говорил он, – но подожди, пусть только вернется Баба-Альманзор и дядя Мурад, тогда мы отомстим нашим врагам! О, Баба-Альманзор умен и мудр, и все уважают его, а дядя Мурад могуч и богат! Когда они нам помогут, когда они только придут, тогда мы спасены! Твой Сади также придет с ними и поможет нам?
– Не знаю, мой милый мальчик!
– Ах, если бы он только пришел. Он и Баба-Альманзор! – продолжал Саладин, тут его уста смолкли, и утомленная событиями дня головка его склонилась, и сон осенил его своими легкими крылами.
Реция все еще бодрствовала. Ее душа не находила так быстро покоя, как душа ребенка.
Исполненная томительного беспокойства, сидела она в мрачной тюрьме, куда засадил ее грек за то, что она отвергла его любовь.
Неужели должен он был восторжествовать? Неужели порок и несправедливость одержат верх? Все ее сердце и все ее помыслы принадлежали благородному Сади, которого она пламенно любила, и неужели верность и добродетель должны были пострадать?
Она тихо и осторожно перенесла Саладина на жалкую постель в смежной комнате; слабого полусвета, пробивавшегося сквозь высокое окно с остроконечными сводами, было достаточно для нее, чтобы найти дорогу.
Она положила спящего мальчика на солому и покрыла его старым одеялом.
И вот маленький принц лежал на жалкой постели. Но спал он на соломе так спокойно и сладко, как будто на самой мягкой перине!
Реция сложила руки для молитвы.
Страшно доносился и сюда глухой звон цепей несчастных заключенных, ужасно звучали тяжелые стоны из соседних тюремных камер среди безмолвия ночи. Никто теперь не слышал их – ужасно было одиночество среди этих страшных звуков! Где она находилась? Фигура старого глухонемого сторожа произвела на нее тяжкое впечатление, и как смертельно она ни была утомлена, все же не решалась лечь на постель и предаться сну.
Наконец и ее охватил сон; нежным прикосновением сомкнул ее веки и с любовью отогнал от нее все заботы и мучения.
Европейские посланники с наступлением летней жары оставили свои отели в Перу и отправились со своими семействами в Буюк-Дере, где большая часть из них имела свои летние резиденции. Буюк-Дере – одно из живописнейших мест на берегу Босфора – получил свое название от большой долины, которая тянется в глубь страны на протяжении почти полутора миль от берега.
Селение Буюк-Дере состоит из нижней, лежащей у моря, половины, где живут богатые греки, армяне и некоторые турки, и из верхней, расположенной на холмах. Именно здесь разместились дворцы и прелестные сады посланников.
Освежающий прохладный морской ветерок смягчает здесь солнечный зной, который тяжело переносится в городе.
Сюда убегают от удушливой жары и зловония улиц Константинополя владельцы этих великолепных летних дворцов. Здесь, в старых тенистых и искусно распланированных садах, проводят они свой отдых.
Английский посол, имевший здесь в своем распоряжении дворец и великолепный парк, каждый летний сезон устраивал летний праздник, на который он рассылал многочисленные приглашения ко всей знати турецкой столицы.
В этом году также должен был состояться праздник, и его ждали с радостью, так как он принадлежал к самым приятным и прелестным развлечениям жаркого времени года.
Как и в прежние годы, знатные турецкие дамы тоже принимали участие в этом празднике, конечно, под обычным покрывалом (ячмаком). Присутствие двора до сих пор обыкновенно ограничивалось только принцами. Сам султан никогда не присутствовал. В этом же году, должно быть, были важные политические причины, султан принял лично для себя приглашение и обещал приехать.
Между тем принцессы, через принцессу Рошану, дали понять супруге посланника, что они также хотели бы посетить летний праздник, и сейчас же были сделаны соответственные этому желанию распоряжения.
Внимание к придворным дамам доходило до того, что им предоставлено было право привезти на праздник свою свиту, статс-дам и, наконец, всех, кого они только пожелают.
В число турецких офицеров, получивших приглашение на этот праздник, попал, к его величайшему удивлению, и Сади-бей, новый офицер башибузуков.
Получив пригласительный билет, он с удивлением покачал головой. Как удостоился он такой необыкновенной чести, такого отличия, когда ему до сих пор не приходилось входить ни в малейшие отношения с английским посольством? Он не делал визитов в тех кругах, не заводил знакомства ни с одним из офицеров или членом посольства!
Ошибки никак не могло произойти, так как его имя и звание были отчетливо обозначены на билете! Что теперь было делать?
Сади отправился к товарищу своему Зора-бею, у которого он застал Гассана, адъютанта принца Юсуфа-Изеддина.
Друзья радушно поздоровались.
– Я пришел к тебе с вопросом, – начал Сади, обращаясь к Зоре, – я не знаю, каким образом я удостоился чести быть приглашенным и что мне тут делать? – При этом он достал приглашение из кармана.
Зора-бей улыбнулся.
– Что там у тебя такое? – спросил он.
– Гм, довольно загадочная история, мой друг! – продолжал Сади. – Приглашение на летний праздник английского посланника.
– И ты также? – заметил Зора-бей со смехом.
– И ты? Что это значит? Чему вы так смеетесь? – спросил Сади обоих товарищей.
– Тому, что мы получили такие же приглашения, – отвечал Зора-бей и показал билет. – Сейчас только пришел ко мне Гассан с тем же вопросом, как и ты, и я был намерен предложить вам тот же вопрос!
– Значит, и ты тоже? – спросил удивленный Сади.
– Ну что же? – заметил Гассан.
– Очень просто, мы отправимся, – отвечал Зора-бей.
– Я думаю, что мы этим приглашением обязаны никому другому, как тебе, Гассан, или, скорее, твоему званию – адъютанта принца, – сказал Сади. – Это мне кажется единственным объяснением!
– Нет, нет! Мне сдается нечто совсем другое! – воскликнул вдруг Гассан, погрозив, смеясь, своему товарищу Зоре. – Помнишь ли ты еще прекрасную англичанку, которую ты видел недавно вечером?