Она открыла сумку, достала чистую одежду. Конечно, душа в комнате не было, но после поездки в деревню ей настолько хотелось освежиться, что прогулка по коридору под прикрытием полотенца не показалась слишком высокой ценой за удовольствие.

К тому же народу в здании было совсем не много. Возможно, все были на занятиях. Неожиданно она подумала: как хорошо, что ее дочь приехала в это место, увидела своими глазами, как весело и дружно живут студенты в таких университетах. Может, это убедит ее не упускать свой шанс получить университетское образование…

Джессика постояла у двери в свою спальню, влажная после душа, и понаслаждалась тишиной, затем распахнула дверь и вошла внутрь, — а там увидела Энтони, сидящего на единственном в комнате стуле.

Ее первым желанием было убежать. Но из одежды на ней было только полотенце.

— Что ты делаешь в моей комнате?

— Поправочка — в нашей комнате. — Одного его взгляда было достаточно, чтобы повергнуть ее в состояние паники.

— Это моя комната. Я взяла ключи у администратора…

— Похоже, это место переполнено. Летний лагерь забит до отказа. На самом деле мы получили эту комнату только благодаря тому, что девчонок, которые ее занимали, каким-то хитрым образом расселили.

Джессика смотрела на него со все большим замешательством.

— Что ж, тебе придется попробовать организовать все как-нибудь по-другому.

— Зачем? Разве в комнате не две кровати?

— Я отказываюсь спать с тобой в одной комнате.

— Потому что думаешь, что я наброшусь на тебя? Этим вызван отказ отдохнуть вместе?

— Нет!

— Тогда в чем же проблема?

— Проблема в том… что я хочу побыть одна…

— Ты не сможешь убежать от меня, Джессика. — Он встал и неторопливо подошел к ней, не сводя с нее глаз. Он завораживал ее. Она не могла пошевелиться, словно ее парализовало.

— Я и не собираюсь делать ничего подобного… — Она слышала испуг в своем голосе, но справиться с собой не могла. В отчаянии она только крепче вцепилась в полотенце.

— Я не позволю тебе уйти.

— Что ты имеешь в виду? — прошептала она.

Он ответил не сразу. Взял ее руки в свои и гладил большими пальцами ее мягкую, нежную кожу. Джессика изо всех сил старалась не обращать на это внимания.

— Как ты думаешь, что я имею в виду?

— Мне не нужны друзья, — сказала она ему смущенно. — Я…

— Мне тоже.

— Но… ты сказал…

— Я знаю, что я сказал. У меня были причины.

Она почувствовала слабость в коленях, но не могла сесть. Короткая дистанция между дверью и стулом казалась непреодолимой.

— Какие причины? Мне нужно сесть. Нет, мне нужно одеться.

Он отошел в сторону, и она ждала, что он уйдет, и все-таки села, столкнувшись теперь еще с одной проблемой: как прикрыть полотенцем бедра, не обнажив при этом грудь.

Но самым ужасным было то, что он подошел к ней снова и сел на корточки возле нее. У Джессики мурашки побежали по телу оттого, что он был так близко.

— Зачем, ты думаешь, я поехал с тобой в Италию? — спросил он ее очень серьезно. — Что за странная комната, — добавил он, — здесь не хватает стульев. Через минуту у меня ноги отвалятся.

— Студенты, наверное, просто лежат на кроватях.

— Последуем их примеру?

— Нет!

— Я знал, что ты так ответишь. Тогда по крайней мере сделай одолжение: сядь рядом со мной на пол, чтобы мы были на одном уровне. То, что я собираюсь сказать, и так не слишком легко произнести, а если ты еще будешь смотреть на меня сверху вниз…

Джессика соскользнула на пол и села, поджав под себя ноги.

— Почему, как ты думаешь, я вызвался сопровождать тебя в Италию? — повторил он свой вопрос.

— Потому что ты чувствовал ответственность… Может быть, ты думал, что Марк уговорил Люси…

— Ничего подобного. — Энтони едва заметно улыбнулся. — Я сомневаюсь, что Люси можно уговорить на что-то, чего она не хочет. Она мне кажется чертовски упрямой девчонкой, которая всегда поступает по-своему. Так же, как и ее очаровательная мама.

Джессика не обратила внимания на то, как он охарактеризовал ее дочь. Она ухватилась за слово «очаровательная», упиваясь им, как человек, долго страдавший от жажды, упивается первым глотком воды.

— Я поехал с тобой, потому что не мог поступить иначе, — признался Энтони. — Я поехал, потому что последние несколько недель без тебя я прожил словно в аду. Мне подвернулась эта возможность, и я должен был ею воспользоваться.

Джессика слушала его молча, не в состоянии сказать ни слова.

— Честно говоря, если бы не этот случай, я бы все равно связался с тобой. Я бы придумал что-нибудь, сделал все возможное, чтобы снова вернуться в твою жизнь.

Как можно вернуться туда, откуда ты никогда не уходил? — хотела она спросить. Но не решалась. Она уже принимала желаемое за действительное в прошлом и не собиралась торопиться с оптимистическими выводами, как бы заманчиво это ни было.

— Я ни к кому никогда не испытывал подобных чувств, — проговорил он, и ей не нужно было смотреть на него, чтобы понять по его нетвердому голосу, как непросто ему было произнести это.

— Каких чувств? — шепотом спросила она.

— Я понял, что ты очень много для меня значишь. И все, что происходит в твоей жизни, так важно для меня, словно это моя собственная жизнь. Я чувствую, что ты часть меня.

Глаза Джессики широко распахнулись от удивления. Она готова была слушать и слушать его.

— Ты так на меня действуешь, — добавил он с коротким смешком.

— Это взаимно, — произнесла она едва слышно. Может быть, она сказала слишком много? Может, снова ошиблась? С мужчинами надо быть осторожной, не распахивать им душу.

— Я не о дружбе говорю.

— Нет.

— Мне нужно больше, чем дружба, Джессика, мне нужно… — Он замялся, словно подбирая нужные слова. — Мне нужно все. Я хочу, чтобы ты нуждалась во мне, хотела меня, находила жизнь невозможной без меня. Я хочу, чтобы ты чувствовала то же, что чувствую я.

Годы осторожности остались позади. Прошлое, которое постоянно давило на нее, словно невидимое бремя, больше не имело значения. Имел значение только этот человек, который сидел возле нее на полу, он был ее настоящим и будущим. Он заставил ее забыть все то, что превратило ее в усталую, недоверчивую женщину. Он освободил ее от жизненных оков, подарил свободу, и это было потрясающее, удивительное ощущение.

Она улыбнулась ему так, как может улыбаться только счастливая женщина, которую ничто не тревожит и не беспокоит.