китайскими властями), Канэко Ериюки (занимался контрразведывательным обеспечением отряда), а также агент военной разведки Сэо Эйтаро. Кроме того, в последней декаде марта в ОМО прибыли 6 офицеров и 43 унтер-офицера 7-й пехотной дивизии, командированные Квантунским генерал-губернаторством для обучения обращению с поставленным вооружением. Перед выездом из Харбина в Маньчжоули их переодели в русскую военную форму356.

Заручившись союзником в лице Семенова, в феврале 1918 г. японский Генштаб скорректировал планы военной экспедиции на континент, дополнив их пунктом об отправке войск в Забайкалье. Политический смысл предполагаемой операции сводился к необходимости «помочь казачьим войскам в районе Читы в очищении Забайкалья от большевиков и защитить сторонников умеренных идей, оказав в перспективе им помощь в обретении независимости»357.

К весне 1918 г. японская разведывательная организация на Дальнем Востоке, в Забайкалье, Сибири и Северной Маньчжурии приобрела законченный вид. Общее руководство командированными на материк офицерами осуществлял из Владивостока и Харбина генерал-майор Накадзима Масатакэ. Ему оперативно подчинялись разведорганы Квантунского генерал-губернаторства и Корейской гарнизонной армии, владивостокский и харбинский разведывательные центры358.

В свою очередь, владивостокский центр Генштаба во главе с подполковником Сакабэ Тосио координировал и направлял деятельность владивостокской, хабаровской и никольск-уссурийской резидентур. Харбинский центр подполковника Куросавы Хитоси руководил деятельностью резидентур в Хэй-хэ, Благовещенске, Иркутске, Омске, Чите, а позднее и военных советников при ОМО. Офицеры Генштаба во Внешней Монголии и Синьцзяне замыкались на японского военного атташе в Пекине генерал-майора Сайто Суэдзиро.

В связи с преждевременным исчерпанием денежного фонда, отпущенного в декабре 1917 г. на финансирование разведорганов армии на Дальнем Востоке, в Сибири и Северной Маньчжурии, 28 февраля 1918 г. премьер-министр убедил императора утвердить новую смету расходов по статье «Сбор разведывательной информации с помощью агентуры» в размере 100 000 иен золотом359.

Первоочередными задачами континентального аппарата были сбор и анализ оперативной информации о социально-экономической обстановке и состоянии вооруженных сил большевиков и их противников, оценка участия в происходивших событиях военнопленных австро-венгерской и немецкой армий, формирование заявок правительству на оказание финансовой и военной помощи контрреволюционным организациям. Все агентурные сведения, публикации открытой печати, реферированное содержание бесед с наиболее значимыми политическими и военными деятелями резиденты ежедневно телеграфировали заместителю начальника Генштаба. На их основе Разведуправление выпускало с апреля 1918 г. специальные обзоры «Обстановка в России».

Второй по значимости задачей разведывательных органов являлось получение топографических карт вероятных театров военных действий и детальное изучение их транспортной инфраструктуры для планирования маршрутов движения экспедиционных войск. Решая ее, военная разведка была готова идти на любой риск, не считаясь с возможностью разоблачения и ареста агентов. Так, в начале февраля 1918 г. в Читу на связь с местной резидентурой был направлен разведчик Сэо Эйтаро, которому предстояло вручить инструкции резиденту и забрать у него топографические карты Забайкалья. Несмотря на то что Сэо был арестован на станции Борзя, ему удалось бежать, получить в Чите карты от Хаяси Дайхати и, спрятав их в удочку, вернуться в Маньчжурию360.

Успешной деятельности японской военной разведки на советском Дальнем Востоке в значительной степени благоприятствовали начатая еще Временным правительством перестройка контрразведывательного аппарата, переросшая затем в тотальную чистку кадрового состава, резкое сокращение выделяемых денежных средств и ликвидация ряда территориальных структур по борьбе со шпионажем. Уже в марте 1917 г. был издан приказ об увольнении со службы всех бывших жандармских офицеров, в результате чего нарушилась деятельность хабаровского контрразведывательного пункта Приамурского ВО во главе с подполковником А.А. Немысским, координировавшего оперативную деятельность на Дальнем Востоке. Командование округа всячески затягивало увольнение опытного сотрудника, однако 1 июня по настоянию комиссара Временного правительства А.Н. Русанова пункт был переброшен во Владивосток, а Немысский через три месяца отправлен в отставку361. Одновременно началась реорганизация контрразведывательного пункта в Харбине во главе с А.Н. Луцким, но из-за отсутствия денежных средств 4 января 1918 г. Луцкий сообщил в штаб Иркутского ВО о фактическом прекращении деятельности этого органа362.

Весной 1918 г. в советско-японских отношениях наступил переломный момент, положивший конец дискуссиям в императорском руководстве о необходимости отправки войск на Дальний Восток, в Забайкалье и Северную Маньчжурию. Им стало заключение большевиками 3 марта 1918 г. Брест-Литовского мирного договора. Если до его подписания в Токио еще теплились весьма призрачные надежды на возвращение России в стан Антанты, то после провозглашения мира с Германией союзники столкнулись с комплексом серьезных военных проблем. Во-первых, Германия получала возможность снимать и перебрасывать дополнительные дивизии с Восточного фронта на Западный. Во-вторых, в руках немцев могли оказаться огромные запасы оружия и амуниции, скопившиеся на складах в Архангельске и Владивостоке. И в-третьих, оставалась неясной судьба миллионной армии австро-венгерских и немецких военнопленных в России. Начало союзной интервенции стало вопросом времени.

Спустя сутки после подписания Брест-Литовского договора в Генштабе состоялось заседание так называемого Объединенного комитета по военным делам, организованного 28 февраля ГШ и военным министерством для изучения вопросов, связанных с подготовкой вооруженных сил к интервенции в Сибирь. На его рассмотрение были вынесены «План отправки войск на Дальний Восток и расчет необходимых для этого сил» и «Мобилизационный план противодействия русской и германской угрозам»363.

Заседание комитета длилось пять дней, в ходе которых представители армии и флота проанализировали все имевшиеся оперативные и мобилизационные документы, разведывательные обзоры о ситуации на советском Дальнем Востоке, в Забайкалье и Северной Маньчжурии, а также провели специальные консультации с премьер-министром. Последний, в свою очередь, составил 5 марта меморандум «Мнение по поводу отправки войск в Сибирь», в котором одобрил континентальную экспедицию и изложил свое видение путей создания на Дальнем Востоке «автономного государства» в качестве буфера на пути угрожавшей стабильности в Восточной Азии германской экспансии, отметив, что реализация этого плана зависела от согласованности действий Японии и союзников, наличия договора о военном сотрудничестве с Китаем и тщательной подготовки японских войск к высадке на материк364.

9 марта переработанный и расширенный в ходе дискуссий «План отправки войск» был утвержден руководством Объединенного комитета, все еще оставаясь, однако, в отличие от кануна Русско-японской войны, не утвержденной императором инициативой военных кругов по радикальному изменению континентальной политики государства. В соответствии с планом для захвата стратегических пунктов к востоку от Байкала и в полосе КВЖД выделялись две группировки численностью 70 000 человек (5 пехотных дивизий и 1 пехотная бригада), против которых могли выступить 19 000 красногвардейцев и 98 000 бывших австро-венгерских и немецких военнопленных. Первая группировка должна была захватить Владивосток, Никольск-Уссурийский, Хабаровск и далее продвигаться вдоль Амурской железной дороги на соединение со второй группировкой, которая после высадки в Корее или Дайрэне выдвигалась вдоль КВЖД к Чите. Вслед за захватом советской территории предполагалось организовать здесь союзное государство во главе с