Она повернулась и взглянула на Гейл, которая наливала в стаканы колу. Гейл довольно сильно изменилась со времени их совместной учебы. В те дни ее лицо было как-то мягче, а глаза — ярче. А теперь вокруг рта и глаз образовались довольно резкие морщины от постоянно хмурого взгляда, лицо побледнело и глаза утратили блеск. Будто она потеряла вкус к жизни, думала Сьюзен.

— Ну что, теперь ты готова рассказывать? — спросила Гейл немного раздраженным голосом. — Ты сказала, что хочешь подождать, пока мы сядем, расслабимся и тогда поговорим, так что можешь приступать.

— О’кей, о’кей. Мне надо только передохнуть. Такой длинный день…

— Не смеши. — Гейл подняла со своей тарелки липкий кусок и сунула его в рот. — Ну, давай, что он сказал?

— Кто, редактор?

— Конечно, редактор. Кто же еще?

— Он предложил мне работу.

Гейл едва не уронила своей кусок пиццы, подпрыгнула и заулюлюкала.

— Когда ты приступаешь? — завопила она.

— Я отказалась, — мягко ответила Сьюзен.

Гейл моментально прервала свой восторженный танец.

— Ты что?

— Ты правильно расслышала. Я отказалась.

Гейл плюхнулась на пол. Воздух с шумом вырывался из ее легких.

— Не могу поверить.

— Я некоторым образом тоже, честно говоря.

— Но почему? Почему ты изменила свое мнение?

— Я не совсем уверена, что смогу правильно объяснить тебе это, Гейл. Это непростая комбинация многих вещей.

— О, Господи, а что скажет твой отец?

— Не знаю. Мне надо будет позвонить ему.

— Да, не хотела бы я оказаться на твоем месте. Вряд ли ты получишь удовольствие от этого звонка. Я бы точно не получила.

Сьюзен нахмурилась.

— Он должен понять меня.

— Понять, как же! После всех тех лет, что он проталкивал тебя к этой цели? Это будет совсем нелегко, девочка.

— Это не имеет значения, — со вздохом ответила Сьюзен. — Я приняла решение. И ему остается только смириться с этим.

— Да, но что заставило тебя принять это решение?

— Ну… во-первых, я думала, что сразу начну писать. Может, небольшие очерки, но писать. Но как раз этого-то я и не буду делать.

— О, положение вещей сильно изменилось в последнее время, особенно в крупных газетах. Теперь каждый должен начинать с самого низа и постепенно пробиваться наверх.

Сьюзен кивнула.

— Да, я понимаю, но ты-то начинала в качестве интерна еще во время учебы, помнишь? У тебя была возможность сразу пойти нужным путем.

— Это верно. Мне удивительно посчастливилось. Сейчас все намного жестче.

— Но знаешь, что еще меня беспокоит, даже больше, чем то, что придется долго ждать, прежде чем приступить к настоящему делу? — спросила Сьюзен.

Гейл терпеливо ждала ее объяснения.

— Большинство репортеров, которых я сегодня видела, выглядели такими разочарованными.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, не знаю, — сказала Сьюзен, задумчиво разглядывая большой палец ноги, которым водила взад-вперед по ковру. — Просто они казались зачерствевшими и обескураженными. Ну, будто по-настоящему несчастны на своей работе. Будто не испытывают никакого энтузиазма. Они все такие… такие потухшие… — Сьюзен пристально взглянула на Гейл.

— Да, — вздохнула подруга. — Возможно, в твоих словах больше правды, чем мне бы хотелось. Боюсь, что большинство из нас пошли этим путем, перегорели, знаешь ли, и разочаровались, считают, что наша работа ни черта больше не значит, будто мы просто перекапываем одно и то же, день за днем, заполняем страницы, и это ничего не меняет.

— Ты знаешь, Гейл, в «Курьере» все совсем не так, — мягко проговорила Сьюзен.

— Нет?!

— Нет. — Сьюзен села, скрестила по-турецки ноги и поставила на колени локти. — Там я знаю, что моя работа что-то значит. И я никогда не чувствовала себя перегоревшей, хотя и работала на износ. И всегда была счастлива. Там всегда есть что делать, и это всегда серьезная работа. По меньшей мере для местных жителей она важна. Мы там главный источник местной информации. Там нельзя узнать о местных новостях по телевидению, поэтому мы для них как спасательный трос.

— Кажется, я понимаю, что ты имеешь в виду.

— Знаешь, Гейл, это смешно. Прямо посередине собеседования я внезапно почувствовала, что все не так, все совершенно не подходит мне. Может, это и нелогично, знаю, а журналисту полагается быть логичным, но я вдруг решила следовать зову своего сердца. Знаешь, я вдруг ощутила, как оно говорит мне: «Не делай этого. Это не для тебя». Все было так, я не могу объяснить это как-то по-другому.

— Не думаю, что это нужно.

— Я хочу поблагодарить тебя, Гейл. Поблагодарить, что добилась для меня собеседования и за то, что показала мне все и всех. Без тебя я бы наверняка приняла неверное решение. На всю жизнь.

Гейл кивнула, все еще немного озадаченная.

— Ты уверена насчет этого, Сьюзен?

— Ты знаешь, совершенно неожиданно я вдруг уверена в этом больше, чем в чем бы то ни было за всю мою предыдущую жизнь, — сказала Сьюзен.

Гейл только продолжала удивленно поглядывать на подругу.

— Послушай, Гейл, надеюсь, ты не возражаешь, если я лягу пораньше. Теперь, когда я приняла решение, мне бы хотелось поскорее закончить мои маленькие каникулы. Я хочу рано встать и как можно скорее вернуться к своей работе. Меня ждет куча дел. — Сьюзен улыбнулась. — Я напишу твоему редактору и объясню свое решение, когда вернусь домой.

— Нет проблем, — сказала Гейл и выключила телевизор — И ты не должна благодарить меня. Мне доставило огромное удовольствие поводить тебя и познакомить с обстановкой.

Гейл встала посередине комнаты и на минуту заколебалась.

— Знаешь, Сьюзен, я некоторым образом, пожалуй, даже завидую тебе, правда-правда.

— Мне? Но почему?

— Потому что у тебя в душе царят мир и покой, — сказала Гейл, глядя вверх. — Это заметно. Ты приняла решение и счастлива от этого. Удачи тебе, Сьюзен. Надеюсь, у тебя все сложится хорошо. Уверена в этом.

Они пожелали друг другу доброй ночи, Гейл выключила свет, и спустя несколько минут Сьюзен уютно свернулась на кушетке, закутавшись в одеяло.

Она подтянула колени повыше. Только что ей хотелось лечь пораньше, а теперь сон никак не приходил. Она продолжала задыхаться каждый раз, когда вспоминала о принятом решении. Большое решение, но она уверена, что правильное. И теперь она знала, как относится к своей работе. И еще знала, что чувствует к Эл.

Сьюзен дождаться не могла, когда вернется и обнимет его. О, как ей хотелось верить, что и он относится к ней так же, как и она к нему. Она думала, что это так, но не могла быть абсолютно уверена. Он ведь ни разу не сказал прямо, что любит ее. Только упоминал, что они — отличная команда, и Сьюзен надеялась, что он имел в виду не только работу, не на сто процентов.