Децим Лукреций Сатрий Валент согласился моментально. Залучить на арену знаменитого римского бойца — чего же лучше перед выборами? Сторговались на двадцати четырех тысячах сестерциев. На глазах у Гая кандидат в квинквенналы отсыпал в кожаный мешочек ровно шесть тысяч денариев — годовое жалованье двух десятков легионеров. И вот, в разгар Плебейских игр,[63]вся Сармизегетуза сошлась на зрелище — трибуны нового амфитеатра на двенадцать тысяч мест были переполнены.

Луцию Эльвию, гуляющему по проходу-вомиторию, хорошо были видны возбужденные зрители — легионеры из каструма, местные поселяне и заезжий люд. Все бурно обсуждали бойцов, ели и пили, заключали пари, брали напрокат подушки.

Игры начались с помпы. Первыми на арену ступили ликторы эдитора — устроителя игр. За ними вышагивали трубачи и еще четверо, несущие на плечах носилки-феркулум со статуями богов-покровителей Сармизегетузы. Эдитор, то есть Децим Лукреций, важно ступал следом, одетый в тунику, расшитую пальмовыми ветвями, в пурпурную тогу, и нес в руке жезл слоновой кости с золотым орлом наверху. Раб семенил за эдитором и держал над его головой золотой дубовый венок.

Помощники Децима Лукреция шагали за начальником, демонстрируя шлемы и щиты гладиаторов. А сами «идущие на смерть» двигались в хвосте процессии, щеголяя пурпурными расшитыми золотом туниками, показывая публике неприкрытые лица и мускулы.

Толпа неистово хлопала гладиаторам, готовым ее потешить, проливая кровь, свою и чужую.

Утренняя программа началась, как всегда, с охоты-венацио. Дикие быки, стоя на задних ногах, толкали повозки с волками. Обезьяны разъезжали на лошадях. Медведь подрался с туром, тигр — с кабаном.

И только в полдень пришла пора главного шоу — гладиаторских боев.

Против Змея квинквеннал выставил пятерку лучших. Германца Церулея сына Зигштосса, вооруженного большим копьем и собственным мечом. Лискона сына Акко, кельтского бойца из местного племени сальденов, ловко орудовавшего мечом-спатой и маленькой секирой на длинной рукояти. Фракиец Терес сын Ресака носил огромный кривой кинжал-сику и маленький квадратный щит пармулу. Два дака, Пиепор и Карнабон, выступали с махайрами в руках.

А Луцию Эльвию придется выйти на арену в экипировке провокатора. Этот тип гладиатора имел щит, похожий на легионерский скутум, только с вертикальным ребром жесткости, короткие поножи и стеганый щиток-манику, который надевался на рабочую руку. Из вооружения у него имелся только меч. Круглый шлем без металлических полей, как у секуторов, и без гребня ковался из единого листа бронзы и надежно прикрывал всю голову и шею. Лицо пряталось за глухим забралом с круглыми зарешеченными отверстиями для глаз.

Луций Эльвий поежился. Он не боялся предстоящего поединка, напротив, возможность поразмяться радовала его. Просто Плебейские игры в Риме и Дакии — это далеко не одно и то же. Змею было просто зябко.

Раздевшись догола, он взял поданную Бласием набедренную повязку сублигакул — треугольный платок со стороной в два с половиной локтя из небеленого льна — первейшее одеяние гладиатора. Все римляне носили под туниками сублигакулы, но только гладиаторы выставляли их напоказ — чтобы всем этим подонкам на трибунах была хорошо видна проливаемая кровь.

Луций грязно выругался и завел повязку за спину. Завязав два конца сублигакула на животе, он сунул руку между ног, доставая третий конец, затолкал его под узел и свесил маленьким «фартучком». А вот доспехов провокатору не полагалось. Почти.

— Помоги застегнуть, — пробурчал Луций, кладя на себя небольшой нагрудник-кардиофилакс. — Крест-накрест затягивай!

Бласий суетливо застегнул ремешки, как было велено, и сцепил сзади крючки пояса-балтея. Тиций нацепил Змею на правую руку многослойный стеганый наруч-манику. Рубрий натянул на ноги провокатора обмотки-фасции и закрепил на голенях поножи-окреа, пропустив ремешки через колечки и завязав их сзади.

— Не давит? — заботливо спросил он.

— В самый раз! — ответил Луций.

В раздевалку заглянул бледный Гай Антоний.

— Ну как? — спросил он.

— Кто там сейчас? — проворчал Змей, похожий на медноголовое чудище.

— Разминка-пролюзио уже прошла, на арене дерутся эквиты[64]Бебрикс и Нобилиор! Эдитор интересуется, когда начинать проверку оружия?

— Скажи, пусть объявляет. Я готов.

Голова легата исчезла, и вскоре гомон толпы перебили пронзительные звуки букцин. Рявкнула шеститактовая цезарская фанфара.

Амфитеатр взорвался восторженным ревом.

— На выход! — донесся крик Гая.

Луций Эльвий неторопливо вооружился, подхватил щит — и выступил на арену. Пятерка его противников уже стояла около пульвинара, трибуны для важных персон, где восседал квинквеннал, надутый, как бурдюк. Луций присоединился к пятерке, переглянулся с ними и бросил отрывисто:

— Пошли, что ли…

Люди повскакивали с мест, в едином порыве приветствуя гладиаторов, которые важно шествовали вокруг арены. Лица, лица, лица глядели на них с трибун — с ожиданием, с сожалением, с кровожадным любопытством.

На белый песок выбежал распорядитель игр и задрал обе руки. Шум, гулявший по амфитеатру, стал утихать.

Распорядитель-куратор, оглядывая трибуны, поднес ко рту огромный рупор из медной жести и грянул:

— Сенат и народ римский! Устроитель сегодняшних игр квинквеннал Децим Лукреций Сатрий Валент, сообразуясь с волей богов и мнением наместника, объявляет о начале представления!

Толпа опять взревела, радуясь близкой кончине кого-то из шестерки «идущих на смерть». А гладиаторы молча и с достоинством обошли всю арену и остановились напротив ложи квинквеннала.

— Аве! — рявкнули они в шесть глоток. Квинквеннал важно поднялся и прокричал:

— Привет и вам, храбрецы! Сражайтесь честно и смело и помните — победитель получает все! — Обернувшись к куратору, он громко сказал, вскидывая вверх правую руку: — Пусть принесут оружие!

Распорядитель быстренько собрал мечи у шестерки и отволок всё оружие в ложу квинквеннала. Децим Лукреций с улыбкой выбрал лишь один меч — гладиус Луция Эльвия. Проведя подушечкой большого пальца по лезвию, он довольно стряхнул капли крови из ранки и поднял вверх обе руки, сжимая в одной из них меч.

— Оружие острое! — провозгласил он, упиваясь своим положением.

Трибуны грохнули овациями. Куратор, переждав с улыбкой восторги толпы, прокричал:

— В первой паре Луций Эльвий выступает против Церулея!

Змей, не слушая крики с трибун, вернул себе меч и, держа его в опущенной руке, прошел на середину арены. Церулей двинулся за ним, и это выглядело смешно.