Однако к чести германского Генерального штаба следует сказать, что, за редкими исключениями, он пополнялся лучшими представителями офицерского корпуса. Несмотря на чинимые помехи в его деятельности, несмотря на изъятие из его ведения части полномочий по руководству и организации вооруженных сил, несмотря на моральные травмы, которые пришлось пережить некоторым его сотрудникам, Генштаб постоянно старался, насколько это возможно, приспособить фантастические приказы Гитлера к реальным условиям. Доклады Генерального штаба о действительном положении на фронте, состоянии войск и силах противника зачастую были оперативными и объективными. В тяжелые кризисные моменты Генштаб не жалел сил на то, чтобы убедить Гитлера – иногда ему это удавалось – отвести войска с позиций, которые невозможно было удержать, что спасло многих немецких солдат от верной смерти. Но, делая это, Генштаб вместо благодарности Гитлера получал его ненависть. Неоднократно разумные инициативы, принятые без санкции Гитлера, стоили их авторам немедленного снятия с должности и даже отдания под военный суд. Но если офицеры германского Генштаба шли на риск, то делали они это ради доверенных им жизней солдат. Вплоть до горького финала они, как и их товарищи на фронте, старались исполнять свой долг, оставаясь верными девизу германского Генерального штаба: Быть, а не казаться.

Создание должности офицера национал-социалистической пропаганды стало запоздалой и гротескной попыткой политизации армии. Инициатива эта была принята в ту пору, когда наше поражение давно уже стало неизбежным. В то время, когда Россия повышала роль командира за счет сокращения власти комиссара и стремилась преобразовать коммунистическую Красную армию в русскую национальную армию, Гитлер счел необходимым внедрить в армию политически преданных ему офицеров, что подрывало ее единство изнутри. Эта инициатива показывает полное незнание Гитлером менталитета немецкого солдата и фронтовых реалий[65].

Немецкий солдат, который на протяжении веков противостоял численно превосходящим противникам (далеко не всегда. – Ред.), за последние годы войны стал глухим к красивым фразам, вроде «веры в окончательную победу» или тех, что уверяли его, будто только национал-социалистическая идеология способна принести ему спасение. Если он продолжал выполнять свой долг, то только потому, что осознавал: его миссия необходима родине. Его непосредственные начальники – капитан, майор и полковник – люди, чьи судьбы были неразрывно связаны с его собственной, – служили ему образцом морали и примером настоящего воина. Все остальное было «показухой», как точно выражались фронтовики. Каждое уцелевшее орудие, каждый сохранившийся снаряд стоили в тысячу раз больше, чем все красивые теории.

Партийные руководители больше не ездили на фронт. У них находились «гораздо более важные задачи» в тылу. Офицера на передовой не спрашивали, носит ли он партийный значок, когда одевается в штатский костюм, и не осуждали за отсутствие такового. Перед лицом врага, когда значение имеет только личность человека, этот значок не имел никакой ценности. Однако, поскольку приказы приходилось выполнять хотя бы на бумаге, офицеров на должности национал-социалистических наставников приходилось назначать, порой против воли назначаемых. Время от времени они получали пропагандистские материалы для распределения их в подразделениях, но это практически ничего не меняло. Учитывая тогдашнюю ситуацию, на фронте не было времени организовывать идеологические конференции по национал-социалистической идеологии. Все были больше озабочены сохранением своей жизни.

Если смотреть на вещи под таким углом, то наказания, назначенные бывшим офицерам-пропагандистам комиссиями по денацификации, кажутся особенно унизительными.

Танк появился во время Первой мировой войны. Первоначально он предназначался исключительно для прорыва застывших фронтов позиционной войны, для того, чтобы открывать путь пехоте, наступая непосредственно перед ней. Таким образом, вначале он был вспомогательным оружием пехоты. Ограниченные задачи, ставившиеся перед танками, имели чисто тактический, а не оперативный характер.

Самостоятельное использование танковых частей – отдельно от пехоты – вывело на первый план вопросы связи и снабжения, главным образом горючим. До тех пор пока командиры этих частей не могли получать приказы командования во время передвижения, возможности использования танков оставались ограниченными, а боевые задачи им ставились заранее. Когда же каждый танк был оборудован рацией, он смог напрямую получать приказы и докладывать о развитии ситуации. Благодаря своей мобильности танковые части могли выходить за пределы первоначально поставленных задач, корректируя их в зависимости от складывающейся обстановки. Кроме того, для закрепления завоеванной ими территории и уничтожения очагов сопротивления стало необходимым координирование их действий с действиями мотопехоты. На саперов ложилась задача устранения препятствий, обезвреживание минных полей, строительство мостов и т. д.

Поэтому пришлось создать танковые дивизии, которые являлись самостоятельными соединениями, располагавшими всеми видами оружия и боевой техники и необходимыми вспомогательными службами. Логическим развитием этого стало объединение танковых дивизий в корпуса, а корпусов – в танковые группы, позже армии.

Пришлось ждать начала Второй мировой войны, чтобы увидеть масштабные операции, самостоятельно осуществляемые значительными танковыми соединениями. В качестве примера назову прорыв немецких танковых групп в 1940 году к Ла-Маншу (танковая группа Клейста, в авангарде которой наступал 19-й танковый корпус Гудериана) и западнее Вогезов через Лангр до швейцарской границы (образованная на второй стадии Французской кампании танковая группа Гудериана). Большими успехами во Франции, в Польше и России в начальный период войны германская армия была обязана применению авиации и, в еще большей степени, танковых войск. Точно так же, как русские и их западные союзники своими успехами были обязаны тем же родам войск во второй половине войны.

Таким образом, задачи танковых войск не ограничиваются уничтожением первого рубежа обороны противника. Эта задача, впрочем, часто поручалась пехотным дивизиям для достижения эффекта внезапности. Задача танковых частей и соединений, напротив, заключается в первую очередь в уничтожении и нейтрализации резервов противника, его штабов, узлов связи. Их используют в целях окружения и уничтожения крупных сил неприятеля подобно тому, как это сделал еще Ганнибал при Каннах в 216 году до н. э. Классический пример операции такого рода – окружение и уничтожение нескольких русских армий осенью 1941 года восточнее Киева. Это сражение, разворачивавшееся на территории в более чем триста километров в глубину, стоило противнику потери совершенно невероятного количества боевой техники и военного имущества, а также более миллиона человек пленными[66].

Поскольку танковые соединения стали самостоятельным родом войск, следовало снабдить пехоту средствами, позволяющими ей поддерживать эти соединения в наступательных и оборонительных действиях. Следовало найти замену пехотному танку времен Первой мировой. Германская армия создала самоходное артиллерийское орудие. Как и танк, оно ставилось на гусеничное шасси, что делало его вездеходной машиной. Но, в отличие от танка, снабженного вращающейся на 360 градусов башней, самоходка имела очень ограниченные возможности для ведения бокового огня. Хотя самоходка получала лишь частичное бронирование (штурмовые орудия имели бронирование не хуже танков), она давала своему экипажу такое преимущество, как больший обзор, и была более маневренной по сравнению с танком (имела также более низкий силуэт). Эти характеристики делали ее грозным противником для бронетехники противоборствующей стороны, поэтому самоходно-артиллерийские установки стали одним из лучших наших противотанковых средств.