Когда Клим, наконец, покинул спонтанную комнату переговоров и устремился на вопль Сильвестра, он едва не наступил на Мураками. Тот, как видно, облюбовал лестницу, несмотря на неоднократные попытки представителей рода человеческого в суматохе растоптать кошачье достоинство.

"Одно к одному, — отметил Клим с судорожной досадой. — Мураками, Кензо… не хватает сакуры, татами и сумо. Прямо сад камней Рёандзи. И никак не разглядеть пятнадцатый камень…"

— Квасницкий проявился! Ждем с минуты на минуту, — победоносно заорал Гарин, как только Клим спустился в гостиную.

"Еще одно дерево, за которым не видно леса, — вздохнул Буров про себя одновременно озадаченно и облегченно. — Ату его! А может, оно к лучшему? Ласковый теленок Рома удостоен сразу двух номинаций: решающий свидетель и главный подозреваемый. Поделом тебе, светский лев!"

Если Клим злорадствовал тихо, с сознанием собственной неправоты, то сыскная сборная, судя по доносившемуся гулу, ликовала с пугающим энтузиазмом. Охота на пропавшего абонента, опрометчиво угодившего в «сеть», удачно завершена. Извлеченной из чужого глаза соломинке доверена роль последнего бревна, на которое и взгромоздится вся команда утопающих. Слишком удобно для того, чтобы быть правдой!

Еще спускаясь по лестнице после убаюкавшего всякую мыслительную бдительность рандеву с Идой, Клим по-детски злился на Рому: мог бы уж не объявляться вовсе! С ним никаких зацепок, расколоть его будет непросто… Ему надо не к Сильвестру спешить, а к финской границе. Но тактика завзятого клаббера сродни кошачьей: пушистой меховой горкой развалиться на ступеньке и ждать, пока отдавят хвост. А ведь до сей поры он действовал противоположным образом. Не подставлял, а наступал на хвосты, во всяком случае, госпоже Дольской: не взял дивчину с собой развлекаться! Предпочел певичку с французским именем? Нет, к черту Кензо! Ида определенно равнодушна к Квасницкому.

Происходящее напоминает ловлю комаров пылесосом при открытых окнах. Закрыть окна, отсечь лишних, притаиться по-кошачьи на пересечении энергий. В теплой лунке между сном и явью. Рыжий лестничный дух Мураками помогает медитации. А мешает ей песенка из телевизора, сумевшая моментально прилипнуть к Климу. Стоило только пройти разок мимо юсуповской команды, балующейся серфингом по телеканалам, так голова уже забита очередным музыкальным мусором. Тот французский девичий голосок, припев про парижский бульвар… А мелодия-то, батюшки, ну, точно! У Клима неожиданно ярко возник перед глазами кадр: маленький уютный полуподвальный кабачок, джазовое трио, девушка, уютно грассирующая, и ни к чему не обязывающий эклектичный танец. Начало романа с Дольской. Ида тогда говорила, что главное — это не уметь танцевать, а дать музыке танцевать собой. А кабачок назывался "Заводные яйца". Завлекло смешное название, а потом клюнули на нестандартное обрамление интимных посиделок. Деревянные столы, перехваченные железными ремнями, светильники в виде импровизированных старых чайников. Да, заводные яйца. Они самые. Гоголь-моголь с французским акцентом. Хуже не придумаешь.

Ассоциативный метод опять дал сбой. Может, хоть Квасницкий прояснит секрет народного блюда, упомянутого Тимуром в последние часы своей жизни…

Тем временем в гостиной бурлила энергичная подготовка к тому, чтобы взять Рому тепленьким. Гарин с Юсуповым, памятуя о недавних опереточных раздорах на женской половине, предпринимали попытки подавить очередной мятеж. Попросту говоря, пытались удалить протестующих дам из гостиной, дабы обеспечить конфиденциальность "правды и только правды". Женщины решительно протестовали.

— Вот уж я точно имею право присутствовать! — настаивала Марго, — Не желаю, чтобы вы успели договориться втихую. Вы уже и так неизвестно чего напридумывали!

Клим совершенно упустил момент, когда супруга покойного успела прервать свое добровольное затворничество. Надо сказать, что выглядела она не в пример лучше утреннего. Буров посмотрел на часы: да, пять часов сна для женщины многое значат: ее полуобморочная бледность сменилась лихорадочным румянцем, во взгляде читалась отчаянная решимость игрока, который ставит на кон всю имеющуюся наличность. Конечно, ее неожиданной активности могла бы воспрепятствовать Леди, но Нона, похоже, не торопилась этого делать: ей на руку сейчас неожиданное вмешательство подруги как удобный повод остаться в тени.

— Не думаю, что в сложившейся ситуации могут быть какие-то споры! — Юсупов, судя по тону, еле сдерживался, чтобы не отправить "всех этих баб" к известной матери. — Ваши истерики все только испортят!

— Никто не собирается истериковать… — Нона вступила мягко, но решительно, — но раз мы все находимся в подвешенном состоянии, хотелось бы иметь возможность узнавать новости из первых рук, а не версии "a posteriori".

— Ах, как умно и политично! — Эльвира, как видно, еще не остыла от битв за свою репутацию, и, по-кошачьи расширив зрачки, раздраженно вынула из пачки последнюю сигарету.

"Словно шпагу обнажила для битвы", — усмехнулся про себя Клим. Потом Элька разразилась темпераментной итальянской ажитацией в сторону невозмутимой Леди:

— Ну конечно, ведь речь зашла о нашем голубоглазом любимчике… и, кстати, моем несостоявшемся любовничке, спасибо, милашкам Барби! — добавила она с хищной иронией.

Последняя фраза немедленно окрасила Лизхен, которая и так сидела, забившись в ближнее к лестнице кресло (все-таки из двух страхов: попасть к Элечке-людоедке на обед или оставаться в одиночестве, — она выбрала первый) в песочный цвет обивки. Завидная способность в момент опасности сливаться с окружающей средой! Барышня панически забегала глазами в поисках защиты. Однако Большая сестра не "жаждала крови", по крайней мере, Чегановской. Эля порывисто затянулась и, не удостоив даже взглядом Юсупова, продолжила:

— …тем не менее, я считаю, что для объективности кто-то из нас, — подразумевался, очевидно, женский состав сборной, — должен присутствовать при разговоре с Романом!

— И этот кто-то, конечно же, ты! — с возмущением подхватила Марго. — Ну конечно, сестричка вторит братцу и вместе они найдут достойного козла отпущения или козу, что, вероятнее всего! Знаю я ваш клан, все вы заодно!

Это были последние слова, которые прозвучали более-менее отчетливо. Гостиная наполнилась женским хоровым воплем, собственно, уже и тема обсуждения была отодвинута на второй план, уступив первый взаимным негодованиям и упрекам. Единственный женский голос отсутствовал в хоре, а уж его-то бы Клим узнал мгновенно, — голос Дольской. Даже Лизхен издавала какие-то короткие едкие фразки, правда, по большей части, они были обращены к находившемуся с ней поблизости Алиму.

Но Ида… Ида совершенно спокойно, полуприкрыв глаза, словно отгородившись от происходящего, медленно курила, сидя на диване. Она не участвовала, она наблюдала, скорее даже, лицезрела. Так смотрят фильм хорошо известного своим стилем режиссера с уже заранее прочитанным сценарием, когда по большому счету интересны только лишь возможные расхождения с твоим уже созданным личным представлением.