— Мы-то уйдем, как только обнаружим что-нибудь ценное.

Мертвый город наблюдал за чужаками каменными глазницами фигур на барельефах. Изображения покрывали все четыре стороны стелы и боковые части устроенных прямо под открытым небом алтарей. Карлики, уродцы, полулюди с чертами ягуаров замерли рядами и упрямо таращились Баррету в лицо.

— Мне кажется, тут нет золота.

На Ланду опять накатило странное безумие, он метался туда-сюда, пытался сдвинуть неподъемные блоки базальта.

— Не может быть! Я знаю, чувствую, тут есть что-то ценное, у меня на такие клады нюх словно у спаниеля на дичь…

Искатели продвинулись немного вперед. Плотный строй вертикально поставленных блоков почти замкнутым кольцом окружал площадку. Жирные плети растений вились по базальту.

Ланда первым юркнул в неширокий проход.

— Смотри! Тут еще один алтарь…

Баррет вошел и остановился перед нишей жертвенника. Каменное изображение поразило его грубым реализмом.

Воин — нагой мужчина в короне из перьев — сжимал в левой ладони конец веревки. Связанный ею другой мужчина, раненный и коленопреклоненный, замер в покорной позе у вражеских ног. В правой руке победитель держал занесенный для удара нож.

— Местные парни знали толк в мести. Пошли отсюда, друг.

— Погоди.

— Ты шаришь наугад или собрался найти кое-что определенное?

— И да, и нет. Мне не дает покоя легенда о знаменитом изумруде Кортеса. Конкистадор не только перебил уйму народу, но и оставил записки о «камне правосудия», взятом в Теночтитлане. Самоцвет был без единого порока и размером с голову новорожденного. Я так и не разобрался в его судьбе — то ли это выдумка с начала и до конца, то ли камень оказался на судне, отправленный из Веракруса в Севилью, и был украден пиратом Флери, которого через пять лет поймали и повесили у нас в Испании.

Измученный Ланда попытался вытереть грязь с лица, но только размазал ее сильнее.

— Все бесполезно, — мрачно заявил он. — Тут нет ничего, кроме дюжины дешевых статуэток из нефрита. Обезьянка, дама, сердце, лягушка, черепаха. Такое можно по дешевке продать ювелиру или подарить женщине. И больше ничего… Ад тебя забери, Питер, тут ничего нет!

— Тогда какого дьявола мы два месяца ломились сквозь сельву?!

— Это ты дал мне карту, пират. Ее дал мне именно ты!

Обозленный Баррет взорвался.

— Я тебе ее дал?! Да ты меня связал и шантажировал, я был ранен, проболтался в море ночь и оказался вне себя. Потом ты отнял у меня эту проклятую карту, которую к тому же не сумел расшифровать. Ты заставил меня дать глупую клятву. Ты ссылался на записки епископа Диего, ты устроил это нелепое путешествие на Веракрус… Мне говорить еще?

Ланда спорить не стал, а вместо этого ткнул Баррета под ложечку кулаком. Тот пошатнулся и тут же ухватил Ланду за горло.

Оба они повалились на мягкую почву. В этот самый миг припустил дождь, и косые струи воды поливали дерущимся бока и спины. Почва расползлась в жидкую грязь, темные волосы испанца слиплись, грязь залепила Баррету глаза.

Ланда дрался отчаянно, как кошка, но в силе проигрывал англичанину. Эрнандо так и не удалось оторвать чужие пальцы от шеи. Занятый борьбой пират так и не сумел достать нож.

Должно быть, какой-то из богов утомился зрелищем. Гром ударил так, словно в мутной вышине знойного неба разодрали огромный кусок полотна.

— Святая Дева! Мы оба сошли с ума от этого леса, камней и мертвых костей чужого народа…

Баррет с трудом разжал пальцы на чужом горле. Де Ланда сел и попытался содрать со щек потеки жирного чернозема. Яркие белки испанца на перемазанном грязью лице лихорадочно сверкали.

— Эй, Питер! Что с тобой? Ты в порядке?

— Да. Я тут нашел кое-что. — Баррет, сидя на четвереньках, ковырялся в раскисшей земле. — Сейчас посмотрим. Пока мы дрались, эта твердая штука попала мне под лопатку.

Он поднял булыжник и ополоснул его в глубокой луже.

Насыщенно сверкнули густо-зеленые грани огромного прозрачного изумруда.

— Такой же, как у Кортеса?

— Больше похож на глаз. Наверное, это глаз бога Камаштли. Во всяком случае, он достаточно крупный — с мой кулак. Хорошая добыча, легкая и дорогая. Мы теперь богачи, Эрнандо.

Ланда дотронулся до зеленой поверхности камня.

— Не такой большой, как камень Кортеса, зато у нас в руках, а не на дне океана. Ни единого дефекта. Это само совершенство.

— Уходим. Мы стащили местную святыню. Эти каменные идолы явно недовольны. Пускай у них человеческие лица, зато клыки ягуара.

— Дай-ка мне камень, я понесу его, — предложил де Ланда.

— Сам справлюсь.

— Неплохо бы найти второй глаз.

— Где его теперь найдешь… Смотри, подлец Франчо угнал каноэ.

— По дамбе! К черту их ловушки!

Они вместе бежали прочь — мимо ворот святилища, мимо стелы и цистерны с зеленой водой. Каменные пантеры мертвого города молча скалились вслед.

Испанец успокоился только тогда, когда добежал до стреноженных мулов. Они тревожно фыркали, один исчез — именно тот, который принадлежал метису.

— Сбежал, предатель. Я уверен, Питер, что Франчо и его индейский братец Мешитли с самого начала были заодно. Он вел нас сюда, чтобы скрутить во сне и прирезать на алтаре, да только струсил, как это бывает у предателей.

— Не похоже. Ты первый затеял ссору.

— А ты просто глуп, Питер. Спи, я покараулю. В память о той ночи, когда ты спасал меня от ягуара.

— Смотри не засни сам.

Баррет подстелил порванный плащ неподалеку от огня, лег и устроил изумруд под головой. Чтобы камень не давил затылок, пришлось выкопать в земле ямку.

Потом Баррет уснул и увидел продолжение прошлого сна. Памела Саммер в синем платье скользящей походкой шла по плитке прибрежных улиц поселения на Скаллшорз. Тень девушки легко перемещалась по камням — она была совсем узкой, Баррет знал, что тень сокращается все быстрее, и, как только она исчезнет, Памела умрет.

«Пэм!» — попытался позвать он, но язык не слушался. Ноги не слушались, наливаясь свинцом, потом неподалеку раздался шум — треск дерева, как будто бы рухнула подломленная мачта, рычание разогнало тишину, и англичанин разом проснулся.

Костер угасал. Кто-то большой возился во мраке. Ноги оказались придавленными, Баррет приподнялся и нащупал толстый ствол дерева, лежащий поперек голеней. Бревно, по-видимому, только что упало, сок капал из сломанных ветвей. От перелома Баррета спасла только мягкая почва и пышный куст какой-то травы.

— Ланда, мерзавец! Твоя работа?

Питеру никто не ответил.