Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Раздался шорох, потом прорезался мужской голос:
– Алло! Эдуард уволился. Чем интересным нас порадуете?
– В больницу, где я работаю, привезли очень известного певца, его ранил муж любовницы, – на ходу выдумала я.
– Фамилию звезды и название клиники сообщите, – потребовал журналист.
Я засмеялась:
– За дурочку меня держите? Бесплатно только солнышко встает! Эдуард предупредил, что любые сведения о знаменитостях не меньше ста тысяч стоят.
– Девушка, Эдика давно за бухалово и нюхалово из нашего холдинга выперли, вам лучше иметь дело с ответственным человеком. Я заведующий отделом Артем Быков, – представился собеседник. – Можете прямо сейчас приехать в редакцию, обсудим с вами условия нашего плодотворного сотрудничества.
– Сразу дадите мне сто тысяч? – воскликнула я. – Или, может, больше предложите? О ранении никому не известно, певца привезли тайно. А мне удалось его сфотографировать и записать разговор врача с пострадавшим.
– О сумме договоримся. Хотите, я сам к вам подскочу? – предложил Артем.
– Нет, – закапризничала я, – мне нужен Эдуард. Он дал свой рабочий телефон, когда мы с ним в кафе сидели.
– Ясненько. Вы из славного города Химки? И где тусовались? Небось в «Красной лошади»? – осведомился Артем. – Валите, девушка, лесом. Все вы врете! Мы с пьяницами не связываемся. Не смейте больше сюда звонить, ваш телефон определился и поставлен в черный список. Накажем за помеху работы прессы. Эдьке от меня передайте: «Странно, что ты еще жив, гондон рваный!»
Я опять обратилась к ноутбуку: где у нас трактир «Красная лошадь» в Химках? Съезжу туда, вероятно, завсегдатаи подскажут, где искать этого Эдика.
* * *
«Красная лошадь» оказалась не рестораном, а крохотным баром, такие во времена моего детства именовались рюмочными. В зале, по форме и размерам напоминавшем салон трамвая, стояло несколько столиков, вокруг них теснилось много мужчин и несколько женщин весьма специфического вида. Посетителей сложно было назвать респектабельными людьми, они походили на пьяниц с большим опытом. В воздухе стоял крепкий запах спиртного, немытого тела и висел плотный табачный дым.
Толстый мужик с серьгой в ухе, протиравший стойку тряпкой, окинул меня оценивающим взглядом, а потом вполне приветливо спросил:
– Что желаете?
– Чашечку капучино, – заказала я.
– У нас только растворимый, – предупредил бармен, – из пакетика, три в одном.
– Сойдет, – согласилась я. – Как у вас много посетителей, наверное, вкусно готовите. Может, мне перекусить?
Мужчина молча положил на стойку меню, я открыла картонную папку. Яичница с колбасой, сельдь с картофелем, салат «Оливье», винегрет с килькой, пельмени разные, сушеные кальмары, отварные креветки, бутерброды с сыром и колбасой. Не очень-то оригинально.
– Пельмешки вкусные? – поинтересовалась я.
– Из пачки, – коротко объяснил дядька, – подаем с майонезом или с кетчупом. Если хотите, могу Серегу к Искандеру за шаурмой послать.
– Винная карта у вас могучая, – похвалила я, – водки множество сортов, коньяк, виски, текила, ром, джин, абсент. Последний, кстати, во Франции запретили, как галлюциноген.
– Ты вообще кто? – сменил тон бармен. – Из этих, что ли?
– Из каких? – заулыбалась я.
– Из сумасшедших, – нахмурился он. – Еще раз увижу ваши листовки «Пьянство убивает» на своем кафе, мало не покажется, я знаю, где у вас штаб-квартира.
– Нет-нет, – быстро успокоила я разозлившегося бармена, – вы ошибаетесь, я ищу кафе, где можно отпраздновать день рождения. Эдик Справедливый сказал, что у вас недорого и хорошо.
Бармен опустил уголки рта:
– Эдька? Я б его слушать не стал. Если перекусить-выпить, то у меня супер. А для приема гостей зал не сдаю.
– Эдуард у вас завсегдатай, – прощебетала я, – хотел сюда побольше клиентов привести, оказать услугу владельцу.
– Спаси господи от Справедливого и его друзей, – поморщился бармен. – Нажрется и орет: «Я главный редактор, владелец «Желтухи»!» Все ржут, а он бесится, в драку лезет, приходится на улицу его выкидывать.
– Другой бы запретил ему заходить в свой ресторан, – подлила я масла в огонь.
– Жалко дурака, мы с ним в одном доме живем, – пояснил хозяин кафе, – его мать с моей дружила. Пока мамаша жива была, Эдька нормально себя вел, а после ее смерти пить начал. Во! Любуйтесь! Справедливый в лучшем виде. Фамилия у него красивая, но лучше б подошла Дураков.
Я оглянулась и увидела тощего парня с землистым цветом лица. Несмотря на солнышко и теплую погоду, он был в шерстяной шапке и стеганой «дутой» жилетке, надетой на застиранную клетчатую рубашку.
– Здорово, Витек, – прохрипел Эдуард, подходя к стойке.
– Чего надо? – откликнулся бармен.
– Кружечку с прицепом и солененького на закусон, – сделал заказ постоянный клиент.
Виктор опять стал полировать стойку полотенцем.
– Нет! Ты правило знаешь. Набрал на пять тысяч в кредит, больше не дам, пока не расплатишься.
– Я работу нашел, – сообщил бывший сотрудник «Желтухи», – зарплату получу и верну.
– Получишь, вернешь, тогда и выпьешь, – не дрогнул Виктор.
– Мы же соседи, – принялся уламывать бармена алкоголик, – не убегу я никуда.
– Пять тысяч сюда – и ты снова дорогой гость, – заверил Виктор, не выпуская тряпку. – Начнешь орать, в пятак получишь.
– …! – выругался Эдуард. – …!
– Потише, тут женщина, – сделал ему замечание бармен. – Твоя, кстати, знакомая.
Справедливый посмотрел на меня, я помахала ему рукой:
– Привет вам от Артема Быкова из «Желтухи».
– Чтоб он сдох! – выпалил Справедливый. – Слушай, я забыл, как тебя зовут, но мы ж с тобой друзья, ты ваще в курсах, что я ваще честный человек, одолжи лавэ!
– Оплачу ваш долг и угощу обедом, если вы ответите на несколько вопросов, – пообещала я, доставая кошелек.
– Не глупи, – поморщился бармен, – он тебе никогда ничего не вернет и набрешет, правды не услышишь.
Эдуард схватил меня за руку:
– Все расскажу, что хочешь! Спою, спляшу, на зубах сыграю!
– Тьфу, – сплюнул Виктор.
Я протянула бармену деньги:
– Закройте долг, но выпивку и еду дайте после того, как я разрешу.
– Хоть тут не сглупила, – похвалил меня бармен. – Эдька в секунду пьянеет, хлебанет из стопки, и выносите его на помойку.
Мы со Справедливым сели за столик.
– Псевдоним у вас красивый, – улыбнулась я.
– Фамилия настоящая, единственное наследство от отца, которого я не видел ваще ни разу. Слышь, ваще в горле пересохло, говорить ваще трудно, башка ваще раскалывается, дай хоть граммулечку, – попытался разжалобить меня Эдик.