* * *

По представлению Мора, история теперь напоминала соскочивший с лебедки стальной трос — она болтается по реальности, сметая все, что попадается ей на пути.

Однако он заблуждался. История подобна старому свитеру. Он ведь медленно распускается. Так и она — распутывает свои узлы не торопясь.

Полотно истории пестрит заплатами, его многократно штопали и перевязывали, чтобы подогнать под разных людей, засовывали в кромсалку-сушилку цензуры, чтобы превратить в удобную для запудривания мозгов пропагандистскую пыль. И тем не менее история неизменно ухитряется выпутаться отовсюду и принять старую знакомую форму. История имеет привычку менять людей, которые воображают, что это они меняют ее. В ее истрепанном рукаве всегда находится пара запасных фокусов. Она ведь давно здесь сшивается.

Так вот что происходило на самом деле.

Смещенный удар косы Мора рассек историю на две отдельных реальности. В городе Сто Лате продолжала царствовать принцесса Кели. Правление шло через пень-колоду и нуждалось в постоянной поддержке со стороны Королевского Узнавателя. Тот работал полный рабочий день. Его внесли в список придворных, получающих зарплату. В обязанность ему вменялось помнить (и напоминать другим), что принцесса существует. Однако на внешних территориях — за равниной, в Овцепикских горах, в прибрежной полосе Круглого моря и далее, до самого Края — традиционная реальность устояла. Принцессу считали безоговорочно мертвой, а за короля принимали герцога. Короче, мир безмятежно двигался вперед. В соответствии с планом — каким бы этот план ни был.

Проблема заключалась в том, что обе реальности были настоящими.

На данном этапе горизонт исторических событий находился от города примерно в двадцати милях и пока еще не бросался в глаза. По этой причине величина определенной характеристики — назовем ее разницей исторических давлений — пока что не достигла критической отметки. Но она неуклонно росла.

Воздух над сырыми капустными полями таил в себе напряжение, он поблескивал И издавал легкий пузырчатый треск, точно там жарили кузнечиков.

Люди не более способны изменить ход истории, чем птицы — небо. Все, что они могут, — это воспользоваться моментом и вставить свой небольшой узор.

Мало-помалу неумолимая, как ледник, и гораздо более холодная настоящая реальность таранила себе путь обратно в Сто Лат.

* * *

Первым, кто это заметил, был Мор. Рабочий день, казалось, никогда не кончится. Подопечные попались не из легких. Скалолаз до последнего момента цеплялся за оледенелый выступ. Чиновник обозвал Мора лакеем монархистского государства. И только старая дама ста трех лет, которая отбывала к месту своего назначения в окружении скорбящих родственников, улыбнулась ему и сказала, что он выглядит несколько бледным.

Солнце Плоского мира уже приближалось к горизонту, когда Бинки утомленным галопом промчалась над Сто Латом. В какой-то момент Мор посмотрел вниз и увидел границу, отделяющую одну реальность от другой. Эта была изгибающаяся полукругом легкая серебристая дымка. Сверху она напоминала медленно полощущуюся в воздухе огромную полупрозрачную простыню. Он не знал, что это такое. Но у него возникло отвратительное предчувствие, что в данном явлении виноват именно он.

Он отпустил поводья, позволив лошади легкой трусцой спускаться к земле, пока ее копыта не коснулись земли в нескольких ярдах от стены лучащегося воздуха. Стена перемещалась чуть медленнее пешехода и издавала легкий свист, проплывая, словно призрак, по окоченевшим капустным полям и замерзшим канавам.

Это была холодная ночь, из тех, во время которых меряются силами мороз и туман. Каждый звук был приглушен. Дыхание Бинки вырывалось облачными фонтанами в неподвижном воздухе. Лошадь тихонько заржала, как будто извиняясь, и забила копытом в землю.

Мор спешился и осторожно приблизился к стене. Она слегка потрескивала.

В ее глубине мерцали загадочные поблескивающие образы. Они плыли, смещались и исчезали.

После недолгих поисков он нашел палку и ткнул ею в стену. От места тычка разошлась странная рябь, похожая на круги от брошенного в воду камня.

Постепенно она превратилась в легкое подрагивание и наконец затихла совсем.

Над головой мелькнула какая-то тень. Мор посмотрел вверх. Это была черная сова, патрулирующая канавы в поисках чего-нибудь маленького и пищащего.

Она врезалась в стену на лету. Всплеск искрящейся дымки — и рябь на поверхности образовала совиный силуэт. Он все рос и распространялся, пока не присоединился к бурлящей игре внутри стены.

А затем исчез. Мор видел все, что происходит за прозрачной стеной.

Можно было со всей уверенностью утверждать, что на той стороне сова не появилась. Пока он стоял, ломая голову над только что увиденным, посверкивающую гладь нарушил еще один беззвучный всплеск. В нескольких футах от него птица вновь ворвалась в поле видимости. Происшедшее, кажется, нисколько не взволновало ее. Она возобновила свой бреющий полет над полями.

Собравшись с духом, Мор шагнул через барьер, который вовсе не был барьером. Тот ответил легким звоном.

Мгновение спустя вслед за ним прорвалась Бинки. Лошадь отчаянно вращала глазами, за копытами тянулись прилипшие нитеобразные обрывки нутра стены.

Бинки встала на дыбы, по-собачьи помотала гривой, стряхивая льнущие волокна тумана, и устремила на Мора умоляюще-вопросительный взгляд.

Ухватив Бинки за уздечку, Мор успокаивающе похлопал лошадь по морде.

Покопавшись, он выудил из кармана изрядно испачканный кусок сахара. Он чувствовал, что находится в присутствии чего-то очень важного, но пока не мог понять, что это такое.

Здесь была дорога. Она бежала между двумя рядами намокших и сумрачных ив. Вновь сев верхом, Мор шпорами направил Бинки в сочащийся каплями мрак под опахалами веток.

На некотором расстоянии различались огни Сто Гелита. С виду он не сильно отличался от маленького провинциального городка. А это туманное сияние на самой границе видимости, должно быть, Сто Лат. Мор с томлением посмотрел на него.

Барьер беспокоил его. Сквозь ветки деревьев было видно, как он ползет над полем.

Мор уже хотел направить Бинки обратно в небо, когда увидел прямо перед собой свет. Свет был теплым и зовущим. Он лился из окон большого здания, стоящего на обочине дороги. Пожалуй, это был свет того сорта, который всегда радует человеку сердце, но в данной обстановке и в контрасте с настроением Мора он казался просто экстатическим.

Подъехав ближе, Мор узрел движущиеся силуэты. Ему удалось даже уловить несколько обрывков песни. Это был постоялый двор, и люди внутри проводили время за весельем — или за тем, что сходит за веселье, если вы крестьянин и большую часть времени проводите, тщательно ухаживая за капустой. После капусты что угодно покажется забавой.

Внутри находились человеческие существа, предававшиеся немудреным человеческим развлечениям, вроде — напиться и забыть слова песни.