Одновременно с армейским СМЕРШем к разработке операции «Архив» приступили контрразведчики Лаврентия Берии. Они получили эти сведения от своего высокопоставленного информатора, служившего в ведомстве Абакумова.

До того самого дня, когда судьба столкнула меня с немецким шпионом, успехи поисков контрразведчиков обоих управлений были мало результативными из-за того, что старший лейтенант Мошкин, играющий немалую роль в операции «Архив», был немецким агентом. Большим успехом, как посчитали люди Берии, стал захват полковника фон Клюге, которому хватило четырех дней плотной физической обработки, чтобы рассказать все, что он знал, следователю. Они считали, что уже находятся в шаге от завершения операции, вот только это короткое расстояние стало для них непреодолимым из-за того, что Пауль Гроссер в разговорах с полковником подал информацию в частично искаженном виде. Во-первых, архив «Мошкин» считал своей собственностью и не собирался делиться ею до того самого момента, пока не получит за него деньги. Во-вторых, у него в тайнике-квартире хранилось кое-что еще, доставшееся ему во время чистки внутри НКВД в 1937-38 годах. Это время потом в истории назовут Большим террором. Именно тогда у него появилась очень дорогая и ценная коллекция старинных монет, а также ряд ценных предметов искусства, которые со временем он продавал, а на деньги покупал бриллианты. Это был своеобразный билет в лучшую, безбедную жизнь, и он не собирался никому его отдавать. Он скрыл это ото всех, вот только не от меня. А дальше все было просто. Армейские контрразведчики сумели вычислить Шмыглова, который был у них в разработке, но брать его не стали в надежде, что тот их выведет на архив. Все шло по плану, пока я не появился. Сначала они приняли меня за немецкого агента, но когда на поверку человек оказался сотрудником конкурирующей стороны, то это могло означать только одно: люди Берии подобрались к архиву настолько близко, насколько это возможно. Другую версию контрразведчики Абакумова просто не рассматривали, хотя бы потому, что времени на анализ сложившейся ситуации у них просто не было. Майор Сиротин, созвонившись с начальством, получил прямой приказ: срочно форсировать события. Скоропалительность и непродуманность действий контрразведчиков привели к гибели немецкого агента и провалу операции.

Когда был найден чемодан, Быкову стоило только приоткрыть его, как он понял, что они нашли то, о чем уже долгие годы ходили смутные слухи. У него, человека с железными нервами, вдруг неожиданно и резко заколотилось в груди сердце, при этом одновременно он почувствовал, как по спине побежали холодные мурашки. Он прекрасно представлял, что эта куча невзрачных картонных папок может легко привести к пуле в затылок. Ему пришлось приложить немалое усилие, чтобы подавить чувство внезапно поднявшегося в его душе страха и осторожно, словно это была ядовитая гадюка, вытянуть одну из картонных папок. Нескольких секунд подполковнику хватило, чтобы убедиться в подлинности документов, после чего он закрыл папку и бросил ее в чемодан. Быков выпрямился и замер. Теперь он отдаст приказ, и больше ничего от него не будет зависеть. Там где-то наверху будут решать: жить ему или умереть. Наткнувшись на непонимающий взгляд Быстрова, который не знал, что они ищут, неожиданно разозлился на себя, на свою неуверенность и страх:

– Капитан! Срочно пошли людей на улицу! Пусть проверят подходы и сразу доложат!

После полученного доклада о том, что ничего подозрительного не замечено, последовал новый приказ:

– Капитан, оставишь засаду, а сам берешь еще одного человека и едешь со мной!

Спустя полчаса Быков уже входил в кабинет наркома внутренних дел. Лаврентий Берия молча выслушал доклад подполковника, потом бросил на него острый, испытующий взгляд и только потом спросил:

– Быков, ты в папки заглядывал?

– Только в одну, товарищ Берия. И только затем, чтобы убедиться, что мы нашли то, что искали.

– Хорошо. Иди.

Еще через час автомобиль Берии понесся по ночным улицам столицы. Он был в курсе, что Абакумов уже был у Сталина с докладом. Несмотря на то что именно его люди довели операцию «Архив» до конца, всесильный нарком волновался. В этих папках лежала бомба замедленного действия, которая могла взорваться в любой момент. Не успел он приехать, как его сразу провели в кабинет вождя.

– Рассказывай, Лаврентий.

– Товарищ Сталин, может, сначала нам сюда папки с документами принесут?

– Хорошо. Пусть несут.

Дежурный офицер охраны внес чемодан и вышел. Берия открыл замки, а затем откинул крышку. Сталин покосился на папки, уложенные в два ряда, и вдруг неожиданно произнес:

– Значит, он все-таки собрал.

При этом он покачал укоризненно головой, а затем обратился к наркому:

– Говори, Лаврентий.

Внимательно выслушав наркома, Сталин неожиданно поинтересовался:

– А как вышли на немецкого агента?

Берия смешался, так как торопился и не выяснил всех подробностей операции, но фамилию лейтенанта запомнил со слов Быкова.

– Лейтенант Звягинцев, товарищ Сталин. Он выследил немецкого агента. Служит в отделе подполковника Быкова.

– Так это я про него слышал от Абакумова?

– Наверно, товарищ Сталин.

– Почему так неуверенно говоришь, Лаврентий?

– Я ведь не знаю, что вам говорил генерал Абакумов, – с тщательно скрываемым волнением ответил нарком.

– Верно. Не знаешь, – хитро усмехнулся Сталин, внимательно смотревший в это время на наркома внутренних дел. – Да не волнуйся так, Лаврентий. Я тебе больше верю в этом деле.

Берия облегченно выдохнул воздух. Сталин некоторое время молчал, потом спросил:

– Теперь скажи мне: как много людей знает об этих папках?

– Из моих: только подполковник Быков, товарищ Сталин.

– Что он знает?

– Он заглядывал только в одну папку, чтобы убедиться в подлинности…

– Хорошо. Иди, Лаврентий.

Не успел нарком дойти до двери, как его неожиданно остановил голос Сталина:

– Ты, Лаврентий, этого лейтенанта переведи из управления куда-нибудь. Подальше.

Берия развернулся к вождю, пытаясь понять, что могут значить эти слова, как хозяин кабинета снова заговорил:

– Он молодец. Свое дело хорошо сделал. Нашей советской стране нужна такая боевая молодежь.

На следующее утро я прибыл со всеми бумагами в Первое Управление НКГБ СССР или Управление внешней разведки. Дежурный, внимательно посмотрев на документы, сначала сверил мою фамилию со списком, лежавшим у него на столе, и только потом отправил меня в отдел кадров. Мне там дали ворох анкет, которые я только начал заполнять, как прибежал какой-то сержант. Уточнив мою фамилию, он сразу потащил меня по этажам наверх. Мы вошли в приемную и, пройдя мимо нескольких офицеров с папками, сидевших в ожидании приема, остановились у письменного стола, где сидел капитан-порученец и что-то писал. Стоило нам подойти к его столу, как капитан поднял голову. Сержант только вскинул руку к козырьку и собрался докладывать, как дежурный офицер коротко бросил ему: