– Странно, что ты так беспокоишься за Туне, – говорю. – Насколько мне помнится, прежде тебя не слишком заботило чье-то там самочувствие. Но, пожалуй, ты ведь особо и не волнуешься о ней, верно? Для тебя это скорее шанс дать мне понять, что я бездушная и эгоцентричная и требую слишком многого… Ты, наверное, просто мечтала о такой возможности.

Я слышала о том, что у людей от злобы чернеют глаза, но никогда не видела это раньше. Когда зрачки Эмми резко расширяются, я немного пячусь назад.

Она ничего не говорит. А до меня внезапно доходит, что мы совсем одни. Туне рядом, но она спит в палатке; а даже если и бодрствует, все равно недееспособна. Я один на один с Эмми, она ловкая и мускулистая, с темными от гнева глазами и руками, сжатыми в кулаки…

У меня словно комок застревает в горле; я пытаюсь сглотнуть его, но понимаю, что не могу. Время, кажется, остановилось.

Тишину нарушает крик:

– Эй, как дела?

От неожиданности я чуть не спотыкаюсь. Никогда прежде мне не приносил такого облегчения голос Макса.

– Все хорошо! – хрипло кричу я в ответ и бросаю быстрый взгляд на Эмми. Она проводит пальцами по волосам, и от гримасы ненависти, мгновение назад искажавшей ее лицо, не остается и следа. Только отдельные мышцы на нем еще какое-то время сохраняют напряжение.

– Как вода?

К нам идут, пересекая площадь, Макс и Роберт – оба с влажными волосами и чистыми, посвежевшими лицами. Я делаю несколько шагов к ним и, не сдержавшись, обнимаю Макса.

Тот тоже обнимает меня и смеется.

– Черт, какая радушная встреча, – говорит он. – Объятия и кофе…

Отпустив его, я оборачиваюсь и вижу, что Эмми сыплет кофейный порошок в горячий кофейник, сняв его со спиртовки. Затем мешает его ложкой и смотрит, как коричневая субстанция растворяется в кипятке, меняя его цвет.

– Ты принесешь хлеб? – спрашивает она Роберта, остановившегося рядом с ней. – И масло, и сковороду.

Роберт удаляется и, вернувшись со всем необходимым, помогает Эмми приготовить еду. Я по-прежнему слегка дрожу, но при виде того, как жизнь идет своим чередом, постепенно начинаю приходить в себя. Солнечные лучи греют сквозь куртку, и тонкая прослойка облаков у горизонта скорее подчеркивает чистоту неба.

Когда мы садимся есть, Макс спрашивает о планах на день.

– Нам надо до конца разобраться с церковью. Я хотела бы, чтобы мы закончили разведку и поснимали немного внутри, – говорю я. – И еще у нас дом священника. А потом посмотрим, сколько останется времени.

– Работаем парами? – спрашивает Макс, но прежде чем я успеваю ответить, в разговор встревает Эмми с набитым бобами и хлебом ртом.

– Я остаюсь здесь.

Роберт удивленно смотрит на нее.

Эмми впивается взглядом в меня и говорит:

– По-моему, кому-то стоит остаться с Туне. А я все равно хотела просмотреть накопившийся у нас материал и набросать более подробный производственный план на следующие дни.

Ее взгляд спокоен. Глаза напоминают зеленые стеклянные шарики.

Следующее мгновение, кажется, длится вечность, но в конечном итоге я киваю. Конечно. А она воздерживается от каких-либо дальнейших объяснений. Мы вполне можем провести разведку и без нее. И, пожалуй, действительно хорошо, что кто-то будет с Туне.

– О’кей, – говорю я.

Придя на кухню, она останавливается в дверном проеме. В груди у нее словно полыхает огонь. Новое ощущение. Она впервые сталкивается с ним, и проходит некоторое время, прежде чем ей удается распознать его.

Безнадежность.

Стаффан сидит или, скорее, лежит, нависнув над столом и обхватив голову руками. Когда он проснется, его будут мучить боли. Проблемы со спиной у него с тех пор, как он стал жертвой несчастного случая, когда ему было чуть больше тридцати; впрочем, пока Эльза массирует ее по вечерам и пока сам Стаффан держит себя в руках, спина ведет себя терпимо.

Он выглядит почти как ребенок, когда лежит вот так. Если б не сильно поредевшие белокурые волосы на макушке, его вполне можно было бы принять за мальчишку. Стаффан по-прежнему высок и строен; лишь маленькое брюшко выдает, что он выходит из формы. Это результат последних месяцев. Он стал есть больше, чем ранее. Да у него, собственно, и нет сейчас других занятий.

Перед ним на столе стоит наполовину пустая бутылка шнапса.

Эльза не знает, где он раздобыл ее. Она не приветствует появление таких вещей в доме, и ему это известно. Она не любит запаха спиртного, будь то от его дыхания или от кожи, и когда Стаффан приходил домой от Петтерссонов, покачиваясь и «благоухая», ему приходилось спать на диване в столовой. Возможно, именно поэтому он даже не пытался подняться в спальню. Во всяком случае, Эльза надеялась, что все обстояло именно так.

Она торопливо бросает взгляд через плечо, на лестницу. Айна еще не проснулась. Эльза даже рада, что нынче дочь спит все утро. Раньше обычно так и бывало, однако в последние недели Айна вставала рано, и даже по воскресеньям, когда ей не требовалось идти в школу. Ей хотелось привести себя в порядок перед богослужением. Судя по всему, она в восторге от нового пастора. И в этом нет ничего странного. Он же такой стильный, а в Сильверщерне не так много других мужчин, кто мог бы привлечь внимание молоденькой девушки…

Эльза подходит к кухонному столу и кладет руку на плечо мужа.

– Стаффан, – говорит она ему тихо.

Он не издает ни звука. Эльза осторожно гладит его по спине и повторяет:

– Стаффан…

Чувствует легкое движение под своей рукой. Он немного приподнимает голову, а потом с тихим стоном отрывает ее от поверхности стола. Проходит несколько секунд, прежде чем его глаза фокусируются на ней, и она видит в них стыд – еще до того, как тот успевает моргнуть.

Стыд, похоже, поселился там навсегда.

Стаффан смотрит на нее. Его глаза красные, он небрит. Выглядит как пьяница. Как Эйнар – когда она находила пастора в церкви и ей приходилось тащить его к нему в часовню, чтобы он мог проспаться.

Эльза ждет, пока пройдет приступ злости. Стаффан весь сжимается под ее взглядом. Но она не обращает на это внимания. Наконец гнев проходит, остается лишь печаль.

– Вставай и ложись в кровать, – тихо говорит Эльза.

Она гладит его по темени. Стаффан поджимает губы и коротко кивает. Его глаза блестят.

Целуя мужа в колючую щетинистую щеку, Эльза чувствует запах перегара. Еще какое-то время смотрит на его стул, пока Стаффан тяжело поднимается вверх по лестнице. Стул необходимо покрасить. Или, точнее, все их. Кухонные стулья у них бирюзовые и блестящие, вызывающие улыбку у всех, кто приходит к ним домой. Это действительно выглядит несколько неожиданно. Как и зеленая входная дверь. Эльза любит пестроту. Будь у нее такая возможность, в их доме все было бы разных цветов – синий, и лиловый, и красный, и оранжевый… Но это выглядело бы просто дико, и поэтому она утоляет свою страсть с помощью ярких пятен – то здесь, то там. Входная дверь. Кухонные стулья. Живые цветы на клумбах весной и летом, блестящие яблоки осенью…