На очередном утреннем докладе Феофилакт доложил императору о Василии Буслаеве и его дружине. Это было сказано в связи с прибытием послов от германского короля Конрада.

– Германский король по-родственному желает втянуть меня в крестовый поход, – ухмыльнулся император. Мануил был женат на свояченице Конрада, графине Берте Зульцбахской. – Это ему не удастся. Лить воду на мельницу папы римского я не собираюсь.

– Можно обставить наше участие в походе рядом определенных условий, – заметил логофет дрома. – К примеру, выторговать…

– Я не стану торговаться! – оборвал вельможу василевс. – Этим занимался мой дед. И чего он добился? Все эти благородные короли, графы и бароны на самом деле гнусная компания грабителей, грубых скотов и клятвопреступников! Я, так и быть, пропущу всю эту ораву через наши владения, но сражаться вместе с ними против неверных не стану.

– Это мудрое решение, повелитель, – почтительно произнес Феофилакт.

В душе он немного робел перед василевсом, который помимо решительного нрава обладал еще и недюжинной физической силой.

– Странно, что русичи откликнулись на призыв папы о защите Гроба Господня, – задумчиво проговорил император и взглянул на логофета быстрым взглядом. – Сколько, ты говоришь, людей у Василия Буслаева?

– Тридцать, повелитель, – ответил Феофилакт. – Из них один старик и одна девушка.

– Все они дали обет поклониться Гробу Господню?

– Все, повелитель.

– Ты разговаривал с Василием Буслаевым?

– Да, божественный.

– Что он за человек?

– Простоват, но не глуп. Разговорчив, как все русичи. Несмотря на свою молодость, имеет довольно разумные суждения об окружающем мире.

– Сколько ему лет?

– Нет и двадцати пяти.

– Он твердо решил отправиться в Палестину?

– Похоже так, повелитель.

– Что станет делать Василий Буслаев, если западные крестоносцы так и не соберутся в поход?

– Об этом я с ним не говорил, о великолепный.

– Напрасно. Русичи православной веры, как и мы. Надо всеми способами не допускать их сближения с латинянами.

– Но русские князья издавна берут в жены латинянок…

– Это совсем другое. Ведь и я женат на родственнице германского короля: жена принимает веру мужа. До сих пор русские наемники сражались только за Империю, получая за это щедрую плату. И вдруг какой-то Василий Буслаев изъявляет желание сражаться за веру бок о бок с латинянами, причем не за деньги, но из высоких побуждений.

– На русичей это похоже, – усмехнулся Феофилакт.

– Дурной пример заразителен, – нахмурился император. – Как бы из этого маленького зернышка не выросло высокое дерево на радость папской курии. Вот чего нужно опасаться. Пусть идут, как и раньше, с Руси странствующие монахи в Иерусалим, но русские дружины должны оставаться в Константинополе. Таких воинов нельзя уступать папе!

– Я все понял, повелитель, – быстро проговорил Феофилакт. – Я предложу Василию Буслаеву щедрое вознаграждение и уговорю его наняться в наше войско.

– Скажи ему, что свой обет он сможет исполнить, вступив в рядах византийского войска в Иерусалим. Намекни, что такое вполне возможно. Заметь также, что ратям западных государей никогда не одолеть сарацин. Узнай слабые места этого новгородца и играй на них. Не мне тебя учить, Феофилакт.

– Я все сделаю, божественный.

– Вот и прекрасно! Хорошо, когда рядом есть хоть один умный человек.

Это была наивысшая похвала от императора, и добивались ее немногие.

Феофилакт вышел из дворцовых покоев в приподнятом настроении. Кажется, василевс ценит его!

Василий не очень удивился, когда снова увидел на подворье Святого Мамонта горбоносого Архилоха. Грек искал его.

– Мой господин – почтенный Феофилакт – желает пригласить тебя на скачки завтра поутру, – сказал Архилох Василию после обмена приветствиями.

– Что за скачки такие? – удивился Василий. – Пляски, что ли?

Архилох снисходительно улыбнулся.

– Это состязания колесниц на ипподроме. У вас на Руси такого нет. Захватывающее зрелище!

– Могу я взять с собой своих друзей?

Архилох замялся:

– Можешь, но в другой раз. Мой господин помимо развлечения хочет еще серьезно побеседовать с тобой, друг Василий. – Архилох похлопал новгородца по плечу. – Ты понравился ему. Скажу тебе по секрету, у Феофилакта дочка на выданье. Красивая девушка!

«Чай, не краше наших девиц!» – подумал Василий, провожая взглядом удаляющегося Архилоха.

Они договорились встретиться завтра у Харисийских ворот.

Василий был на условленном месте, когда ворота были еще закрыты. Он намеренно поднялся пораньше, чтобы не объяснять друзьям, куда и зачем уходит. Ему было немного стыдно перед ними за свое бегство украдкой, словно он чем-то их обделил. Хотя, с другой стороны, он не виноват, что знатный ромей именно к нему проявляет такой интерес. Кто знает, может, это знакомство в будущем сослужит Василию добрую службу.

Когда ворота открылись, в город хлынула толпа земледельцев-париков, живущих в предместье поденщиков, путников из других городов. Василий же не тронулся с места.

Вскоре прискакал верхом на коне Архилох. Второго коня он привел для Василия. Показав страже какую-то грамотку и сунув воинам две серебряные монеты, Архилох махнул рукой новгородцу, мол, поехали!

Конная прогулка по проснувшемуся Царьграду показалась Василию гораздо интереснее поездки на колеснице. Теперь они ехали другой дорогой, через другие кварталы. Василий лишь в одном месте успел заметить знакомую мраморную статую всадника, которую он запомнил еще с самого первого посещения столицы ромеев.

– Друже Архилох, – окликнул грека Василий, – что это за витязь на коне?

– Император Юстиниан, – ответил через плечо ехавший впереди Архилох.

После храма Святой Софии и Большого Дворца ипподром, без сомнения, был самым величественным сооружением столицы ромеев. Большой Дворец ограничивал площадь Августеон с юга и востока, примыкая с одной стороны к ипподрому, с другой – к Софийскому собору.

Невзирая на раннее утро, площадь была полна народу. Людские ручейки со всех сторон стекались к ипподрому. В этой толчее и суматохе Василий совсем было растерялся, но Архилох чувствовал себя здесь как рыба в воде.

Сначала они спешились и оставили коней у коновязи, заплатив за присмотр специальному человеку. Потом через высокие ворота, похожие на длинный тоннель, грек и русич прошли в гигантскую овальную чашу ипподрома. Тысячи зрителей уже сидели на сиденьях, ступенями уходящих ввысь, а новые толпы все прибывали и прибывали, рассаживаясь там, где было свободно.