— Передай им, что успели снять еще и предыстории.

У местных библиотекарей были с Зофьей особые счеты — она постоянно теряла библиотечные книги. Сама она говорила, что не только ни одной не потеряла, но даже не просрочила ни разу, в самом деле! Просто какая-нибудь неделя в ридикюле длилась гораздо дольше, чем в мире библиотек. Что же с этим поделаешь?

Библиотекари Зофью ненавидели. Ее исключили из всех библиотечных отделений и филиалов в округе. Когда мне было лет восемь, она то и дело просила взять для нее какие-нибудь биографии, научные издания или любовные романы Жоржетт Хейер. Мама пришла в ярость, когда узнала, но было поздно. Почти все книги Зофья успела куда-то задевать.

Как же трудно писать о людях, которые умерли. Мне до сих пор кажется, что Зофья сидит у себя в гостиной в соседнем доме, смотрит какой-нибудь старый ужастик и бросает попкорн в ридикюль. Сидит и ждет, когда я зайду поиграть в «Эрудит».

А те библиотечные книги теперь уже никто не вернет.

Мама приходила с работы, вздыхала и закатывала глаза.

— Ты опять рассказывала им свои сказки? — обращалась она к Зофье. — Женевьева, твоя бабушка ужасная лгунья.

Зофья складывала игровую доску и пожимала плечами, глядя на нас с Джейком.

— Я замечательная лгунья, — улыбалась она, — лучшая в мире. Обещайте, что не поверите ни единому слову.

Правда, Джейку она не рассказывала историю о ридикюле. Только старые бальдезивурлекийские легенды и байки о тех, кто живет под холмом. Еще она рассказала ему, как прошла с мужем через всю Европу, ночуя в стогах и чужих сараях. Мне Зофья рассказывала, как однажды, когда ее муж пошел раздобыть еды, фермер случайно заметил ее в курятнике, где она пряталась, и хотел изнасиловать. Тогда она открыла ридикюль так, как показывала мне, оттуда выскочил пес и сожрал фермера вместе со всеми курами.

Она научила нас с Джейком ругаться по-бальдезивурлекийски. Еще я знаю, как будет «я тебя люблю», но никому больше не собираюсь этого говорить, только Джейку, когда найду его.

В восемь лет я верила всему, что рассказывала Зофья, К тринадцати не верила ни единому слову. В пятнадцать я увидела, как из дома Зофьи выходит какой-то мужчина, садится на ее велосипед с тремя скоростями и уезжает. Одет он был как-то странно. Выглядел намного моложе мамы и папы и, хотя я точно видела его впервые, показался знакомым. Я села на свой велик и проехала за ним до супермаркета. Подождала за кассами, пока он покупал шоколадную пасту, виски «Джек Дэниелс», штук шесть фотоаппаратов «Полароид», стаканчиков шестьдесят арахисового масла, три упаковки конфет «Хершез киссез», горсть батончиков «Милки Уэй» и прочие сладости с полочек у кассы. Когда мальчик в форменной кепке помогал ему складывать в пакеты всю эту вкуснятину, незнакомец поднял глаза и увидел меня.

— Женевьева? — сказал он. — Тебя ведь зовут Женевьева, да?

Я развернулась и выбежала из супермаркета. Он схватил пакеты и бросился за мной. По-моему, даже сдачу не взял. Я мчалась как могла, но вдруг на одной из сандалий расстегнулся ремешок и подошва захлопала по земле, звонко, как всегда в таких случаях, — это так разозлило меня, что я просто взяла и остановилась. И обернулась к нему.

— Кто вы?

Но я уже знала, кто он. Его можно было принять за младшего брата мамы. Он действительно был ужасно симпатичный. Я понимала, почему Зофья влюбилась.

Его звали Руслан. Зофья сказала маме и папе, что он специалист по бальдезивурлекийскому фольклору и остановится у нее на несколько дней. Она привела его к нам на ужин. Джейк тоже ужинал с нами и всеми порами чувствовал — что-то происходит. Все, кроме папы, чувствовали, что происходит нечто особенное.

— Вы считаете, что Бальдезивурлекистан — реальная страна? — спросила у Руслана мама. — Значит, наша бабушка говорит правду?

Руслану было нелегко ей ответить. Он явно собирался сказать, что его жена ужасная лгунья, но кем бы тогда оказался он сам? Уж точно не тем, за кого себя выдавал.

Наверное, он много чего собирался сказать. И сказал:

— Пицца у вас удалась на славу.

За ужином Руслан много фотографировал. На следующий день я пошла с ним печатать фотографии. У него были и другие пленки, которые он отснял в волшебном ридикюле, но они плохо проявились. Видимо, были уже слишком старые. Отснятые за ужином фотографии мы напечатали по два экземпляра, чтобы они и у меня тоже остались. Там есть замечательный портрет Джейка на нашем крыльце. Он смеется, подняв ладонь к губам, будто хочет поймать собственный смех. Эта фотография висит у меня в компьютере и еще на стене у изголовья кровати.

Я купила Руслану в подарок шоколадное яйцо. Потом мы пожали друг другу руки, и он расцеловал меня в обе щеки. «Передай маме один из моих поцелуев», — сказал Руслан, и я подумала, что, когда увижу его в следующий раз, буду уже в возрасте мамы или даже Зофьи, а он будет старше всего на несколько дней. Когда мы увидимся в следующий раз, Зофья уже умрет. У нас с Джейком, наверное, будут дети. Это в голове не укладывалось.

Я знаю, что Руслан уговаривал Зофью вернуться с ним и жить в волшебном ридикюле, но она отказалась.

— Мне там как-то не по себе, — объясняла она. — К тому же там нет кинотеатров. И мне надо приглядывать за твоей мамой, за тобой. Может быть, когда ты подрастешь и сможешь как следует присмотреть за ридикюлем, я и суну туда нос — на секундочку, как раз хватит для небольшого визита.

Я влюбилась в Джейка не потому, что он умный. Я и сама не глупая. И я знаю, что «умный» не значит «хороший», это даже особого здравомыслия не значит. Вспомните, в какие неприятности то и дело влипают умные люди.

Я влюбилась в Джейка не потому, что он умеет готовить суси и у него есть черный пояс по фехтованию — или что там дают тем, кто умеет хорошо фехтовать? И не потому, что он играет на гитаре. Он лучше играет в футбол, чем на гитаре.

Все это были поводы пойти с Джейком на свидание. Это и еще то, что он меня попросил. Джейк попросил пойти с ним в кино, а я спросила в ответ, можно ли взять с собой бабушку, Натали и Наташу. Конечно, сказал он, и мы все пятеро уселись и стали смотреть «Добейся успеха», а Зофья то и дело бросала в ридикюль пару шоколадных ирисок или горсть попкорна. То ли подкармливала черного пса, то ли открывала застежку правильно и угощала своего мужа.

Я влюбилась в Джейка, потому что он учил Натали дурацким розыгрышам, потому что он похвалил новые Наташины джинсы. Я влюбилась в Джейка, когда он отвез нас с Зофьей по домам. Джейк проводил ее до самой двери, а потом проводил до двери меня. Я влюбилась в Джейка, когда он не попытался меня поцеловать. Я всегда нервничала из-за поцелуев. Почти все парни думают, что умеют хорошо целоваться, хотя чаще всего это не так. Не то чтобы я сама целуюсь лучше всех, но, по-моему, поцелуи не должны превращаться в вид спорта. Это же не теннис.

Мы с Натали и Наташей учились целоваться друг на друге. Просто тренировались. И неплохо это освоили. Во всяком случае, поняли, почему поцелуи считают радостью и удовольствием.