Мисси побежала на Орчард-стрит. Там жил старый еврейский доктор. Она ворвалась к нему в квартиру и стала умолять пойти к больной Софье, обещая заплатить при первом же случае. У доктора было доброе сердце, и он не смог отказать, хотя получить деньги за визит не очень-то рассчитывал.

– Судя по всему, – сказал он, осмотрев больную, – у этой дамы было несколько ударов… Произошло кровоизлияние в мозг. Головная боль вызвана внутричерепным давлением, и помочь здесь может только операция.

Поглаживая седую бородку, врач посмотрел своими грустными глазами на Мисси и Азали. Они с болью и надеждой глядели на него как на единственного спасителя. Каждый раз при виде этих взглядов родственников и близких доктор начинал жалеть, что выбрал медицинское поприще.

– Буду предельно честен, – проговорил он. – Больной много лет. Нет никакой гарантии, что она вынесет операцию. Так что не советую вам рисковать. Единственное, что я могу для нее сделать – это дать болеутоляющее.

Мисси в ужасе посмотрела на врача:

– Неужели… неужели она…

– Всем нам суждено рано или поздно умереть, – проговорил врач. – За плечами у этой женщины долгая жизнь. Поверьте, когда умирают молодые, это намного тяжелее. – Он раскрыл свой черный кожаный чемоданчик и достал оттуда шприц и какую-то ампулу. – Я сделаю ей укол морфия. Приду завтра. А вам… вам я советую подумать о себе и о вашем ребенке.

Мисси посмотрела на Азали: маленькая, белокурая, хорошенькая, совсем беззащитная девочка. «Ваш ребенок» – сказал доктор… Да, если Софья умрет, у Азали не останется никого, кроме Мисси. Азали действительно станет тогда ее ребенком.

Каждое утро Мисси бегала за доктором. Если его не оказывалось дома, она рыскала по людным улицам, заглядывала в каждый магазинчик, не успокаивалась до тех пор, пока не находила его.

– Ей становится хуже, – сказала она врачу несколько дней спустя. – Головная боль не утихает. Она пытается скрыть это, но по ее глазам я вижу, что она очень страдает.

– Я сделаю еще несколько уколов, – сказал доктор. – Это поможет ей умереть без мучений. – Потом, обернувшись к Мисси, он покачал головой и добавил: – Вы очень плохо выглядите, милая девушка. Вам необходимо хотя бы немного отдохнуть. Прошу вас, не забывайте регулярно питаться.

Мисси тяжело вздохнула: вот уже неделю она не выходила на работу, последние центы были на исходе. О'Хара был очень добр к Мисси. Каждый день он присылал к ним домой женщину с судком, полным еды. Но это не могло долго продолжаться – гордость не позволяла Мисси принимать эту милостыню. Она прекрасно понимала: если сегодня она не вернется в салун, О'Хара найдет ей замену.

В пять часов вечера Мисси накормила Азали традиционной порцией постного супа с ломтем вчерашнего черного русского хлеба, купленного в булочной Гертеля на Хестер-стрит… Каждый раз, когда Мисси заходила в эту булочную, у нее разгорался аппетит. Она с трудом могла выдержать этот запах – аромат свежеиспеченного хлеба. С прилавков на нее смотрели аппетитные французские булки и польские батоны, кренделя и рогалики. С огромным трудом заставляла она себя не смотреть на это изобилие и покупала уцененную зачерствелую буханку.

Она умыла Софью и вытерла ее лицо чистым льняным полотенцем, которое стирала собственными руками и вешала сушиться на пожарную лестницу. Впрочем, точно так же поступали и все остальные жильцы их дома. Иногда за вывешенным на просушку бельем не было видно даже стоявших напротив зданий. Никто не пытался скрывать от соседей ветхость своего белья – во-первых, это было бесполезно, во-вторых – беднякам было просто незачем скрывать свою бедность от таких же бедняков.

Мисси приподняла голову Софьи, пытаясь влить ей в рот хотя бы несколько глотков теплого мясного отвара, но у княгини не было сил даже для этого – она лишь улыбнулась краешками губ и снова потеряла сознание.

Старческая рука крепко держала Мисси на запястье, и девушка с ужасом подумала, что, наверное, сейчас княгиня Софья из последних сил пытается удержаться за жизнь. Если она разожмет ее руку и уйдет, ничто не удержит старую женщину на этом свете.

Но все-таки Мисси никак не могла позволить себе постоянно дежурить у постели умирающей – она поднялась, умылась холодной водой, расчесала волосы, натянула свежую блузку и неизменно синюю юбку. За последнюю неделю Мисси так исхудала, что юбка с трудом держалась на бедрах, и ей пришлось подпоясаться широким кожаным ремнем.

Она дала Азали маленькую грифельную доску и набор цветных мелков, которые купила незадолго до этого подешевле у уличного торговца.

– Порисуй пока, – сказала она девочке. – Смотри за бабушкой. Если ей станет хуже, найдешь меня в салуне. – Она прижала девочку к груди. – Не скучай. Я постараюсь прийти как можно скорее.

Возле самой двери Мисси обернулась. Азали сидела на стуле возле кровати умирающей княгини, сжимая в руках доску и мелки. В глазах девочки был страх. Какое-то мгновение Мисси колебалась, может быть, действительно, не надо никуда идти? Но здравый смысл подсказывал: если она не пойдет сейчас на работу, все они умрут с голода.

Мисси посмотрела на Виктора.

– Сидеть! – она показала ему на место возле двери. – Сторожи!

Верный пес моментально выполнил команду, и Мисси еще раз возблагодарила Бога за то, что это животное сейчас с ними: не будь Виктора, она не решилась бы выйти из дома.

– Я люблю тебя, матушка! – крикнула ей вслед Азали, едва Мисси переступила порог.

– И я тебя, душенька! – ответила Мисси и, не оборачиваясь, бросилась вниз по лестнице.

В этот вечер в салуне было необычно много посетителей. Мисси сбивалась с ног, разнося подносы с пивом и виски и собирая со столов пустую посуду. К удивлению девушки, даже самые грубые из завсегдатаев, те самые, которые еще недавно смотрели на нее сальными глазками, спрашивали о здоровье «ее бабушки». «Может быть, в трезвом виде они совсем не такие уж плохие», – подумала Мисси.

О'Хара своими руками сделал ей сандвич с куском ростбифа, проследил за тем, чтобы она съела его, а в конце рабочего дня сунул ей в руку лишние пять долларов.

– Хорошая ты девчонка, Мисси О'Брайен, – сказал он, глядя ей прямо в глаза. – Хотя, конечно, несмотря на ирландскую фамилию, ты такая же ирландка, как Зев Абрамски.

– Зев Абрамски. Кто это? – спросила Мисси, пряча в карман деньги. Ей было неудобно принимать от О'Хары столь щедрый подарок, но отказаться она не имела права.

– Ты хочешь сказать, что не знаешь Абрамски?! – расхохотался О'Хара. – Ну, ты даешь! Наверное, во всем Ист-Сайде ты единственная женщина, не побывавшая у этого типа. Зев – еврей-ростовщик, его контора на углу Орчард-стрит и Ривингтон-стрит. Тот еще фрукт… Придет какая-нибудь дамочка посреди недели занять у него двадцать центов, оставит под залог новую выходную рубашку мужа, а он ей: «Дать-то дам, но чтобы в пятницу к утру деньги вернула!» Попробуй не верни – останется бедолага-муж без выходного наряда. Ладно, Мисси, тебе уже пора… Иди с Богом.