Алатор взревел и прыгнул на Степана, метя ножом в ямку над ключицей. Как парировать короткий клинок своим, как перенаправить, как защитить при этом руку (гарды-то нет), Степан знал лишь теоретически. То есть не знал. Единственное, что он успел, – поставить блок, причем рукой, в которой держал нож, и ошпаренно отскочить. Нож вылетел, звякнул о камень. О том, чтобы поднять, не могло быть и речи. Нож Алатора мелькал со скоростью вертолетной лопасти.

Что-то было во всем этом неправильное. Хотя, когда тебя собираются зарезать, это всегда неправильно! Что-то в своем поведении Степан никак не мог принять. Но что? Вроде бы он не катался по земле, не просил пощады. Вел себя вполне благородно, отмахивался, как мог. Почему же тогда он чувствует себя таким идиотом?

Да потому, что идиот и есть! Только идиот будет играть в благородство в подобной ситуации. «Тебя сейчас зарежут, как барана, а ты себе какие-то правила выдумал, – получив очередной порез, подумал Степан, – еще парочка таких вот атак, и эти правила выбьют на твоей могильной плите».

Первое, что ты должен сделать – конечно, если хочешь остаться в живых, – отбросить все стереотипы и условности. Драка – всегда подлость. Или ты, или тебя, по-другому быть не может. Если уж влез в дерьмо, то вонять все равно будешь, как ни одеколонься! И не забывай, что труп всегда хуже дерьма пахнет.

Вести себя следует так, чтобы нападающему стало ясно: перед ним законченный псих, связавшись с которым он совершил роковую ошибку. Нестандартно надо себя вести. Чтобы у дылды этого мозги перекосило!

Можно кататься по земле, лаять, швырять камни или что попадется под руку, кусаться, обливаться слюной, урчать и закатывать глаза, отрывать у нападающего уши, выдирать ноздри, пальцами метить в глаза, плеваться, сыпать угрозами религиозного или мистического толка, строить глумливые рожи… При подобной тактике даже самый отмороженный подонок почувствует себя довольно кисло. Ибо всякое удовольствие от процесса избиения получать перестанет! Напротив, почувствует брезгливость и отвращение, как к какой-нибудь раздавленной жабе.

Алатор же не был отмороженным подонком. А был он наемником. Со своими понятиями о чести, читай – условностями.

Улучив небольшую паузу между атаками, Степан дико захохотал, запрыгал на одной ноге, сорвал с другой кед и запустил им в противника.

– У-у… с-су-у-укин сын, киш-ш-шки выжму, ж-желваки калом выж-жгу. Мо-ж-жно!

Алатор от неожиданности остановился:

– Чего, чего?!

Степан не удостоил ответом. Бросился к луже, зачерпнул вторым кедом дурной водицы вместе с грязью и плеснул в лицо противнику. Алатор на мгновение ослеп. Принялся тереть глаза. Вот дурень, нет бы сначала отскочить подальше.

Не дожидаясь, пока он исправит ошибку, Степан метнулся под ноги и ударил снизу… И тут же боковым перекатом ушел назад, принял боевую стойку.

Алатор охнул и, схватившись одной рукой за чресла, другую, с ножом, выставил перед собой. Медленно двинулся вперед на негнущихся ногах. В глазах смешивались боль с удивлением и, пожалуй, со страхом. Окажись он на месте Степана, не пожалел бы, закончил схватку разом. Отобрал бы нож, да и перерезал горло. Неужто чужак не смекнул, что может это сделать? Вряд ли. Значит, хочет измучить, унизить неприятеля. Не так-то он прост. Да и пес его знает, насчет Перуна…

Белбородко и на сей раз не стал геройствовать. Разорвал дистанцию, благо сделать это было сейчас несложно, и схватил каменюку. Взвесил на руке, как давеча Алатор – биту кистеня, подбросил несколько раз и… метнул. Эх, в голову не попал, жаль. Но и так неплохо. Алатор хакнул и согнулся. Согнешся тут, когда булыжник в ребра влетает. Прохрипел:

– Пес…

Степан не возражал. Пес так пес. Зато живой, который, согласно в здешних местах неизвестному Экклезиасту, существенно лучше мертвого льва.

Белбородко вновь нашел под ногами и бросил камень. Алатор попытался отбить его ножом. Как же! Нож-то – не меч и не секира, им камни отбивать несподручно. На сей раз «снаряд» угодил в солнечное сплетение. Алатор явно растерялся. Стоял и хватал ртом воздух. Степану его даже жаль стало. Ладно, хватит с тебя, решил он. Подпрыгнул и нанес в голову классический «маваси-гери», сиречь боковой поверхностью стопы. Алатор печально взглянул на Степана, дескать, что ж ты, гад, творишь, закатил глаза и рухнул. Нокаут. Нет, зашевелился. Пытается подняться. Значит, нокдаун!

Мужики ревели, как зенитовские болельщики. Добей его, добей! И откуда такая кровожадность? Белбородко выбил ногой нож, который Алатор все еще держал, и навис над побежденным. Это он так думал, что над побежденным!

Алатор вдруг повалился вперед мешком, словно теряя сознание. Но сознание не потерял, а вместо этого рванул Степана под колени и опрокинул на землю. Хорошо, что тот успел прижать подбородок, не то бы точно размозжил затылок. Одним невероятным прыжком Алатор оказался у него на груди. Железные пальцы сомкнулись на горле. Впрочем, не такие и железные… Степан накрыл Алаторовы ладони своими и, зацепив мизинцы, рванул назад, на излом. Алатор взвыл и отпустил. Замахнулся для удара, довольно сильно раскрывшись. «Как же, размечтался, – подумал Степан. – А этого не хочешь?» Степан обозначил атаку в кадык тыльной стороной кисти. Именно обозначил, потому что из того положения, в котором он находился, нанести сокрушительный удар было невозможно, и он решил понапрасну не злить Алатора, а лишь вынудить его защищаться. Алатор инстинктивно закрылся. Прекрасно. Степан прихватил руку и потянул вбок и чуть вниз, как бы продолжая защитное движение врага, настолько вписался в движение, что тот сперва даже не понял, что произошло. А когда понял, было уже поздно. Второй рукой Степан поймал неприятельский локоть, вонзил большой палец в болевую точку и вывернул руку, одновременно поворачиваясь всем телом.

Алатор слетел с него. Попытался встать. Что ж, и это неплохо. Степан отпустил локоть и позволил противнику податься вперед. Уступил дорогу и со всей силы впечатал кулак в челюсть недруга.

Удар оказалось столь мощным, что Алатор только беспомощно взмахнул руками и рухнул на землю.

«На сей раз, кажется, нокаут… – заключил он. – Нет, опять поднимается, вот ведь кость…»

Впрочем, «поднимается» слишком сильно сказано. Скорее, пытается подняться. Как работяга после «шахтерского запоя». Сперва Алатор встал на четвереньки и исподлобья посмотрел окрест. Взгляд его блуждал, ни на чем не способный остановиться. На лице то и дело мелькала злобная и одновременно довольно глупая усмешка. Дескать, нас бьют, а мы крепчаем. Вот он медленно, шатко поднялся, промычал что-то ругательное и вразвалочку, как медведь, потревоженный среди зимы, пошел на Степана.

– Может, хватит с тебя? Лучше бы полежал.

Но Алатор не слышал. Спотыкаясь и чуть не падая, он широко размахивал руками, видимо, метя в ухо.

– Угомонись, оковалок! – подныривая под пародию на хук слева, проговорил Степан. – Ты не в той форме, чтобы продолжать.

Промахнувшись, Алатор потерял равновесие и чуть не грянулся оземь. В последний момент выставил руку. Поднялся. И вновь попер на Степана.