–Сколько?

–Два пистолета. Один она собирала-разбирала, а из другого все в зеркало целилась. С придурью барышня, это точно.

Клеман потер ладонью лицо. Так, у Вероники две пушки — это кое-что. Целилась в зеркало — значит, заранее готовилась к приходу своего любовника, чтобы укокошить его. И время подгадала такое, когда никто ничего не заметит.

–А еще она волосы красила, — вставил старик.

–В какой цвет? — спросил Миртиль довольно спокойно. Он уже нашел коробку из-под краски в мусоре и знал ответ.

–А ни в какой. Не вышло у нее ничего.

–А еще что?

–Мылась под душем, но это я уже не видел. Слышал только шум воды.

«Голая она ничего, — думал любитель открыток. — Только вам, олухи полицейские, я ничего про это не скажу». Он и впрямь не сообщил, что Вероника разделась до белья, когда красила волосы.

–Во что она была одета?

–Джинсовый такой костюмчик: брючки, пиджачок куцый. Майка с мишенью, белая.

–Что? — опешил Миртиль.

–Мишень на сердце нарисована, — терпеливо пояснил старик. — Яблочко и круги. Мишень, знаете, по которой из пистолета стреляют.

–Ясно. Спасибо за содействие…

Они вернулись в номер четыреста один, где от тела на полу остался только обведенный мелом зыбкий контур.

–Извращенец, — проворчал Клеман. — Старый маразматик.

–И мы такие будем, — безмятежно отозвался Миртиль.

В дверь заглянул полицейский.

–Инспектор, там на улице кое-что интересное. Владелец роскошной тачки из соседнего дома беснуется.

–Что такое? Угон?

–Нет. Прострелена, как решето.

Миртиль вытащил изо рта сигарету, которую собрался закурить.

–Кровь есть? — спросил он.

–Нет.

Инспекторы переглянулись и бросились к выходу. На улице возле места происшествия уже столпились зеваки.

–Это немыслимо! — кричал представительный господин с полоской ухоженных усов, которые даже предприняли попытку встать дыбом от гнева. — Немыслимо! Моя машина… О-о-о! Это просто чудовищно!

Клеман вопросительно взглянул на своего шефа.

–Раз вчера никто не слышал выстрелов, значит, стреляли с глушителем. Улица тихая, к тому же шел матч, все прилипли к телевизорам… Клеман! Во что бы то ни стало надо найти следы того, кто стрелял!

–Думаете, ее пытались убить? — проворчал Клеман.

–Конечно. Вопрос только в том, кто…

–Ну, очередь желающих ее замочить легко выстроится отсюда до Сен-Дени[13], — усмехнулся инспектор. Миртиль с укоризной покосился на него, призывая к порядку. — Ладно, я понял. Ищем свидетелей, ищем улики, смотрим записи с камер слежения. Впервой, что ли…

Когда в обед вымотанный донельзя Миртиль вернулся в управление, ему не дали даже выпить чашку кофе.

–Инспектор Миртиль?

–Да.

–Дивизионный комиссар Бертье и майор Саразен из антитеррористической службы ждут вас в кабинете комиссара. По-моему, у вас с ними есть о чем поговорить.

В этой игре сможет выжить только тот, кто верит в невозможное.

Агата Кристи. Убить легко, глава 6

Мне приснился странный сон.

Я увидела Ксавье с простреленной головой, но, несмотря на это, он был жив. Он улыбнулся мне и сказал: «Ты должна быть очень осторожна…»

–Я не Вероника, — сказала я ему. — Понимаешь? Я не она!

–Это неважно, — грустно ответил он.

Кажется, я хотела что-то спросить у него, но он приложил палец к губам и начал отступать. Контуры его тела размылись, и внезапно, не понимаю как, я угадала, что это уже не Ксавье. Прежде чем я сообразила, в кого он перевоплотился, я проснулась.

Солнце било мне в глаза. Я лежала в постели, полностью одетая. Значит, я в гостинице. Слава богу, все в порядке.

Ничего не было в порядке. Я попыталась пошевелиться — у меня заломило запястья так, что я вскрикнула. Приподняв голову и взглянув на свои ноги, я увидела, что они связаны. Руки мои были наручниками прикованы к спинке кровати. Левое плечо под майкой охватывала повязка, и мне на мгновение показалось, что оно онемело.

Впору было зарыдать от сознания собственной беспомощности. Тут мне почему-то вспомнился колобок — «Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел», а лиса его, однако, все-таки съела. Н-да. Тут сказочка и кончается.

Интересно, что же это за лиса?

Я приподняла голову и стала вертеть ею из стороны в сторону, стремясь высмотреть как можно больше подробностей. Комната как комната, довольно опрятная и, похоже, жилая. Два шкафа, этажерка, на окнах жалюзи. На этажерке — фарфоровые китайские безделушки, изображающие разных зверьков. Впрочем, обстановка меня, признаться, не очень волновала. Гораздо интереснее были люди, которые в огромном городе изловчились-таки поймать меня. Но, кроме меня самой, в комнате никого не было.

Немного утешало меня только то, что я до сих пор была жива и невредима. Но, как выразился бы наш школьный педант-историк Зангиев, «Вероника Сергеевна, поверьте мне, это временное явление».

Мне захотелось плакать. Потом расхотелось. Честно говоря, не вижу толку от слез в подобных ситуациях. Надо подумать, не сумею ли я как-то освободиться. Хотя запястья ныли дьявольски, я попробовала подвигать ими в браслетах наручников и тут только заметила, что в комнате появился кто-то еще.

Этот кто-то был мужского пола, невысокого роста, безбровый, с ежиком седых волос, которые топорщились у него на голове. Лицо худое, ничем не примечательное, но вот глаза… Такие глаза мне бы не хотелось вновь увидеть даже в этом худшем из миров. Они были холодные и совершенно не человеческие, а, скажем, щучьи или рысьи. Их обладатель привалился к дверному косяку плечом и лениво изучал меня.

–Привет, Вероника, — сказал он. — Я вижу, ты удивлена. Я, признаться, тоже.

Я не была удивлена. У меня просто мороз по коже прошел. Такое вот тонкое различие.

–Ты меня не узнаешь? Я Филипп, — сказал он и прибавил что-то по-испански, чего я не поняла.

–Я не говорю по-испански, — пробормотала я.

–Брось придуриваться, — холодно ответил он. — Могла бы приветствовать старого знакомого, Вероника.

–Я не Вероника Ферреро, — прохрипела я.

Он осклабился.

–Надо же. Я прострелил тебе плечо, а похоже, что задел и голову, а? — Он подошел ко мне и сел на кровать. Пружины скрипнули. Не знаю почему, но я постаралась, насколько возможно, отодвинуться от него. — Или ты на дурь подсела и у тебя крыша поехала? Вон у тебя на руке следы от каких-то уколов. Нехорошо, Вероника. Сама же всегда говорила: наркотики созданы для дураков, чтобы они как можно быстрее подыхали. А?