почувствовал внутри некое опустошение, как будто я все потерял, опустошился. Пришел священник и началось богослужение. Я сразу ощутил, как мое тело начало сохнуть. Я совершенно не мог молиться, молитвы у меня не стало совсем, и вообще ничего… Я понял, что что-то происходит, и спросил священника:

— Мне можно будет, по крайней мере, причаститься в алтаре?

— А по какому ты календарю?

— А я везде хожу.

— Нет, это не дело. Так нельзя. Ты должен перейти сначала на старый стиль.

Я ушел рассерженный и смущенный, сразу поехав в Поликлинику. Не успел я ещё раскрыть рта, как Старец улыбаясь спросил меня:

— Что там тебе сказал диавол вчера вечером? Что тебе говорили бесы?

— Эээ… Сейчас я тебе расскажу, куда вляпался… — И я рассказал все как было.

— Не слушай, не слушай это. Они там в прелести, а диавол приходит и внушает им, что они святые, чтобы низвергнуть их ещё дальше, ещё ниже. А они по гордости этому верят… думают, что они и вправду святые.

В ином мире

Однажды я приехал в Афины, и шесть знакомых женщин просили меня отвести их к Старцу, чтобы с ним познакомиться. Вечером я позвонил ему, чтобы предупредить.

— Отче, завтра я к тебе приеду…

— Не приезжай. А если приедешь, то не привози никого с собой.

— Старец, тут некоторые женщины хотят взять у тебя благословение. Они меня все время об этом просят, с ума уже свели.

На эту мою настойчивость Старец ничего не ответил, и на другой день мы собрались и поехали. Я не водил машину, поэтому мне пришлось потесниться и сидеть в машине вместе с шестью женщинами. Как только мы тронулись, — не знаю что это было, но я потерял чувство реальности. Я не понимал где нахожусь, — и что происходит. Я был в ином мире, и пришел в себя как только мы приехали.

Верую, что это случилось по молитвам Святого, который предостерег меня от плотской брани, возможной от близкого прикосновения к женщинам. Поэтому Старец и просил меня приезжать одному. Это была ловушка лукавого, и я был спасен, сам того не понимая. В итоге, в тот приезд он нам не сказал ничего! Мы лишь поцеловали ему руку, и я уехал на другой машине.

В каливе

Постепенно во мне зрело желание подвизаться на Святой Горе, найти там какое-нибудь подходящее место, и в 1983 г., по благословению Старца, я принял такое решение. Я попробовал пожить в разных местах, но нигде не понравилось, после чего я уехал. В третий раз, когда я снова заезжал на Афон, то на корабле ко мне подсел о. Продром, постриженник о. Харалампия Дионисиатского, и предложил мне одну очень аскетическую каливу в Новом Скиту. Она была брошена, и была в жалком состоянии, но я её сразу полюбил. Я искал безмолвия, чтобы усиленно заняться молитвой и снова пережить тот давний духовный молитвенный подъем.

В этой каливе я подвизался целых двадцать семь лет. При этом обо мне почти не знали, и мне никто не мешал. Я начал вести жизнь пустынника и аскета, в уединении, без общения с людьми, без работ, ведь я уже получал пенсию, и этого хватало на самое необходимое. Обычно я ел только салат латук, который мне давал сосед, о. Георгий, и на целый день погружался в молитву.

Когда я однажды приехал в Афины, то Старец начал описывать мне мою каливу и тропинки возле неё. Вдруг он сказал: «Ниже твоей каливы, вижу, что в одном месте есть вода. Но не буду тебе говорить, чтобы ты не мучался с ней». У меня на территории не было воды, и я брал её у о. Георгия, соседа.

Этот о. Георгий сильно и много работал. Он вырезал деревянные печати для просфор, имел огород, где сажал много зелени, помидоры, перец и т. п. Целый день он работал без остановки. Старец всё время мне его нахваливал: «Эх, вот — монах, вот так надо — молитва и работа. Тебя-то я люблю, но ты ленивец». Да, отец Георгий был работящим, но отличался и резким характером, мне это было не по душе, и поэтому я держался от него в стороне. Старец Порфирий говорил мне про него такие слова, чтобы указать на его добродетели, чтобы я его не осуждал, а заодно смирял меня. В других случаях, чтобы предостеречь меня от надмевания, — поскольку подвизался я жёстко, он с сожалением мог сказать мне: «ты не в порядке, нет».

У меня была большая борода, и он часто брался за неё двумя руками, тянул, целовал, гладил и приговаривал: «Люблю я тебя, люблю… Обо всех я молюсь вместе, а за тебя отдельно». Наверное он говорил так, потому что я изрядно намучился, с самого начала моей монашеской жизни, и он это видел.

Однажды в одном разговоре с монахами, я сказал, что о. Порфирий целует мне бороду, а когда пришел к нему в следующий раз, то он сразу мне заметил: «Больше не буду целовать бороду, потому что ты пошел и рассказал другим».

Затворник-пустынник

Когда я узнал про сугубо строгий подвижнический устав старца Иосифа Исихаста, то начал тоже её применять. Каждый день после вечернего отдыха многочасовое бдение, с бесконечным стоянием и земными поклонами.

Во мне уже сильно было разгорелась ревность о сугубом подвиге, но однажды, ранним вечером, когда я собирался отдохнуть перед бдением, я увидел в окне Старца вместе с о. Фотием. Как только я вышел, он поругал меня:

— Эй, ты что тут делаешь?

— Эээ… Делаю что могу. Хочу снова обрести молитву.

— То, что ты делаешь — не для тебя. Это не по твоей мере. Ложись и спи ночью, а вставай в четыре утра, или на рассвете, и читай свою службу. Утром бери тяпку и копай. А то, что сейчас делаешь — прекрати. Иначе разрушишь свою нервную систему и попадешь в дурдом.

— Думаешь, мне разрешит это Богородица?

— Богородица мне это и сказала, и послала тебе передать! Оставь такую аскезу и выходи работать в огороде. Не запирайся внутри. Бери тяпку и копай. Посади салат, лук какой-нибудь…

А я-то изображал из себя аскета-затворника, и только бы повредился психически. Святой спас меня. ещё он сказал:

— Бери часослов, выходи наружу, поднимайся в гору и читай там Вечерню, Повечерие. Дыши свежим воздухом. Зачем ты запираешься? Да ты знаешь, что если диавол тебя приметит, что ты тут изображаешь аскета,