с острыми уголками чуть дрогнул в вежливой улыбке. Так улыбаются, когда делают одолжение. Вадик, наверное, похож на отца, подумала Нюкта.

– Я вызвала специализированную скорую. – Ольга Владимировна указала на мужчину в халате, который тем временем вольготно расположился в кресле. – Мне кажется, Луиза нездорова и, более того, может навредить себе и окружающим.

– Кхе-кхе, а это та самая сестра нашей милой пациентки? – Врач уставился на Нюкту глазами мутными, как плохой самогон. – Ну, рассказывайте.

Нюкта растерялась. Вдруг почувствовала себя пятиклассницей перед взрослыми, которые обвиняют ее в том, чего она не делала. Снова вспомнилась история, как их с Изи продержали в полиции. Может, этот зверек снова врет? Сейчас ее покормят бутербродиками, и они смогут уехать? Нет, в этот раз Изи никого не обманывает. Рассказать ли доктору про нож с оранжевой рукояткой, про страшненькие сайты, на которых сидела Изи весь последний год? Неожиданно на помощь пришла Ольга Владимировна. Она заговорила тоном спокойным и властным, как если бы давала задание подчиненному. Описала, как Изи потеряла ориентацию в пространстве, как ее помрачила воображаемая поездка в Париж.

Доктор вытащил из дешевенькой, захватанной и даже будто затоптанной сумки чистую медицинскую карточку, принялся заполнять ее мелким, мышиным почерком. На вид врачу лет пятьдесят, может больше. Халат его точно склеен из картона. Под ним какие-то джинсы, забрызганные сзади до самых подколенок, и коричневый свитер с высоким горлом, из которого седая кудрявая голова торчит, как завядшая астра из глиняной вазочки. Возраст ему прибавляет лиловая густая тень под глазами. Он все пишет и пишет, дергая локтем, попеременно взглядывая на сестер, но слушая Ольгу Владимировну.

Наконец мать Вадика продиктовала доктору все, что имела сказать, и обеспокоенно заглянула в сундук. Видимо, Изи успела свалить туда все, что нашла на письменном столике и в узком платяном шкафу, который стоял распахнутый и пустой, с какой-то голубенькой тряпочкой на дне.

Доктор тем временем убрал карточку в сумку и мягко подступил к Изи. Лицо его, прежде скучающее, на миг озарилось интересом. Вылавливая взгляд пациентки, он даже стал похож на кота, что охотится за солнечным зайчиком.

– Как тебя зовут? – елейно спросил доктор.

Изи хмуро глянула на седовласого и продолжила остервенело листать словарь, едва не выдирая тонкие страницы. Доктор сыто прижмурился, и на его щеках образовались глубокие мясистые морщины. С лицом скорее довольным, будто подтвердились его догадки, он неспешно вернулся в кресло.

– А вам, значит, повезло! – неожиданно обратился он к Нюкте.

– В каком смысле?

– Выиграли в генетическую лотерею, говорю. Ведь кто-то у вас в роду страдал шизофренией, – мурлыкнул доктор.

– Нет, не знаю такого.

Врач посмотрел на нее с мягкой укоризной и почему-то облизнулся. Ольга Владимировна тем временем извлекала из сундука части бронзового письменного прибора, керамический стаканчик, из которого выпала последняя скрепка. Остальные, должно быть, застряли в одежде, утрамбованной как попало вместе с плечистыми вешалками. Ольга Владимировна только цокала языком, вознося над головой то измятый розовый пиджак, то платье, полузадушенное собственным пояском.

Щеки Нюкты горели. Глаза набухли. Она молилась только об одном, чтобы при всех этих людях не пролились слезы. Доктор покосился на Нюкту с насмешливым удивлением и осклабился, на секунду показав желтые клычки.

– Радоваться надо, милая, что вы здоровы. Слава богу, вот эта умная женщина сразу поняла, что без медиков не обойтись. – Доктор с уважением посмотрел на Ольгу Владимировну, со стуком вешавшую в шкаф свой пострадавший гардероб. – Состояние пациентки контролируемо, нужна терапия, будете пару раз в год лежать в больничке, в остальное время принимать таблетки и жить обычной жизнью.

– А разве вы можете так на глаз ставить диагноз? Нужны же обследования, анализы там всякие, верно? – спросила Нюкта, промокая влажные щеки рукавом многострадального пальто.

– Вот насмотрятся всяких докторов Хаусов и считают, что у них онлайн медицинское образование, – сердито ответил врач. – Полис есть у девочки, паспорт? Готовьте ее, мы едем в больницу.

– В аэропорт! Ура! – крикнула Изи, соскочив с подпрыгнувшего столика.

15

Нюкта, положив голову на руль, смотрела на пустое пассажирское кресло. Так лучше для Изи, успокаивала она себя. Хотя откуда она может знать, как лучше. Она старше Изи всего лишь на четыре года. Она не ее мать. А мама, где она сейчас? Вдыхает младенческий запах своего нового ребенка и думает, что уж его-то не бросит?

Психоневрологический корпус казался с парковки сплошь зарешеченным. Светлые железобетонные плиты, между ними черные швы. На тусклых окнах решетки в клетку помельче. Понять отсюда, где палата Изи, невозможно. Заводя мотор, Нюкта почувствовала неприятную тяжесть. Что-то жгучее и черное росло в груди, лепилось к ребрам. Тряхнула головой. Еще утром у нее был план. Вернуться домой, позвонить Андрею, спросить, как прошли похороны Мары, заехать к бабушке, забрать Изи от Вадика…

Забрала.

Теперь совсем не осталось сил. Нужно поесть и снова попытаться уснуть. Навигатор показывал время в пути час, Нюкта на остатках адреналина доехала за сорок минут. Развернулась на трамвайном кольце, сбросила скорость, чтобы не обдать грязью людей, что жались от ветра и машин под крышей новенькой, но уже с разбитым стеклом остановки. Проехала с десяток одинаковых домов, различавшихся только количеством хлама на балконах. У магазина «Ведьмино счастье» вспомнила маму. В детстве, в прошлой жизни, они покупали здесь свечи со смешными названиями: «от пьяни», «на богатство». Мама не верила в их чудодейственную силу, но говорила, что во всей Москве они самые красивые. Особенно ей нравились с травами и двойным фитилем, которые трещали и сгорали так быстро, что уже через час от них оставались только ломкие потеки на подсвечнике.

По пути Нюкта свернула к большому супермаркету. Припарковалась в дальнем углу территории и, выудив из сумки смятые купюры, не считая, сунула их в карман пальто. Автоматические двери открылись не сразу, Нюкта несколько раз шагнула взад-вперед, задирая руки над головой, со стороны это было похоже на странную физкультуру. Наконец датчики сработали и створы разошлись, обдав Нюкту теплым запахом хлеба и курицы гриль.

Полки ломились от продуктов. Всегда так было? Или Нюкте так кажется из-за голода? Полированные красные яблоки соседствовали с крупным, будто пластмассовым виноградом. Дальше красовались какие-то тропические фрукты в резных бумажных юбочках, с какими в детских книжках изображались добрые папуасы. Из отдела с готовой едой плыл аромат жареного мяса, толстых пирогов, расплавленных сыров. Пахло не свежим, но подогретым. Нюкта схватила корзину и прибавила шагу, мысленно она уже была на своей кухне, следила за вращающейся в микроволновке тарелкой.

В соседнем проходе мелькнул кто-то знакомый. Нюкта остановилась и выпала из реальности. Так бывает, когда, например, что-то хотел сделать, отвлекся и забыл. Стоишь и не понимаешь, где ты и как здесь оказался. Нюкта заозиралась по сторонам. Затем увидела свое большеголовое отражение в круглом, высоко подвешенном зеркале, внимательно следившем за покупателями. Ах да, соседний ряд! Поспешно перестроилась, протиснувшись мимо чьей-то переполненной корзины-тележки.

Впереди, чуть опережая, двигалась долговязая мужская фигура с ярким пятном волос. Забыв про еду, Нюкта медленно последовала за мужчиной.

Шевельнулось воспоминание. Нюкта на кухне ставит тарелки в посудомойку, невольно прислушиваясь к происходящему в гостиной. Голос дяди совсем пацанский, будто ему лет как Вадику: «Я тебе не должен. Ты из меня все высосал». И слова отца негромкие, но мрачные и, кажется, весят тонну: «Ты мне по гроб обязан».

Значит, это дядя. Дядя освободил их с Изи от безумного насильника. И дядя убил папу, когда-то любимого, но по-прежнему родного. Что с этим знанием делать? И зачем Нюкта крадется за дядей в магазине. Позвонить Ренате Искандеровне? Догнать дядю, как-то задержать, заболтать до приезда полиции? Выпалить в глаза, мол, знаю, что убил ты? И что дальше?

Дядя, длинный, прямой, с пылающими цветом волосами, сам сейчас напоминает тот нож с оранжевой ручкой. Один его шаг – это два с половиной шага Нюкты. Болтая пустыми руками, дядя размашисто идет в хозяйственный отдел. Нюкта семенит, давно оставив где-то корзину с пирогом и сыром. Иногда дядя мешкает, пропуская встречного покупателя, и тогда Нюкта, пугаясь, что вот он сейчас обернется, хватает с полки товар и делает вид, что выискивает на упаковке срок годности.

Дядя не оборачивается. В хозяйственном у него явно определенная цель. Вот он останавливается перед стендом со столовыми приборами, берет что-то длинное и решительно направляется к кассам. Нюкта растерянно смотрит ему в спину, не решаясь ни окликнуть,