Амми Хасан закрыл дверь и приложил палец к губам.

— Тсс, — сказал он тихо.

Затем он ударил кулаком по стене, а после принялся яростно стучать по штукатурке.

— Ты, маленькая скотина! — орал он. — Я тебе покажу! Как ты можешь избивать мою жену? Вашу приемную мать! У тебя что, нет к ней никакого уважения?

В этот день мне повезло. Наверное, дядя Хасан раздобыл немного денег на сигареты. Но могло случиться и другое, как тогда, когда я стирала белье. Это была тяжелая работа, потому что мне приходилось отмывать рабочую одежду дяди Хасана от машинного масла, причем делать это вручную.

Ко мне подошла кузина Хабиба.

— Ты должна приготовить тесто и испечь хлеб.

— Я не могу, я стираю, — сказала я. — Ты и сама справишься.

— Почему это ты не можешь?! — завопила Хабиба. — Ты стала такой ленивой!

Ее крик пробудил дядю Хасана от полуденного сна.

— Что такое? — начал ругаться он. Я видела, что он разъярен. — Вы что, не можете дать спокойно поспать человеку после тяжелой работы?

— Уарда не хочет печь тебе хлеб, — жаловалась Хабиба, — вот мне и пришлось поругаться с ней.

На лице дяди Хасана появилась ужасная гримаса, он набросился на меня и избил так, как никто и никогда еще не бил. Я забилась в угол и свернулась в клубочек, чувствуя себя тараканом, которого вот-вот раздавят. Удары дяди Хасана сыпались на мою голову, а ногами он пинал меня по ногам.

Хабиба подзуживала его:

— Да, да, врежь этой маленькой ленивой сучке.

В конце концов он попал мне кулаком в лицо. Острая боль пронзила меня — от носа прямо в мозг. Я задержала дыхание, чтобы приглушить боль. Но это не помогло. Из моих глаз полились слезы, и дядя Хасан прекратил бить меня.

С тех пор у меня переломана носовая кость.

И даже ночью нас, девочек, редко оставляли в покое, потому что наш двоюродный брат Али, который был на семь лет старше меня, регулярно приставал к нам. Мне кажется, что у него было не все в порядке с головой. Едва только на улице темнело, он вставал и крался по дому. Тихо, как джинн, он открывал дверь в нашу комнату. Затем он залезал под наши потертые одеяла и прижимался к той девочке, которая лежала к нему ближе всего.

Для меня это был самый большой ужас, который мне приходилось испытывать: едва слышное щелканье суставов, когда он приближался к нам, его дыхание, которое я чувствовала у себя на затылке, его твердый член на своем теле.

В таких случаях я оказывалась парализована страхом и не могла ничего сказать. Я на ощупь тянулась к своим старшим сестрам, Рабие или Джамиле.

Они просыпались.

— Что случилось?

Я не могла ничего сказать.

— Что, Али опять тут?

Я молчала.

— Али, пошел вон! Мы знаем, что ты здесь.

И тогда Али исчезал. Но он возвращался снова. Каждую ночь. Много раз. Не успевали мы заснуть, как снова чувствовали, что кто-то зашел в помещение. Целыми ночами я не могла заснуть из-за Али. Целыми ночами я не решалась дышать. Али был моим кошмаром.

Позже, едва мне исполнилось тринадцать лет, Али меня чуть не изнасиловал. Дома никого не было, а я стирала белье. Али вошел во внутренний двор и стал вести себя очень мило. Он не хватал меня за руку так грубо, как обычно, после чего у меня несколько дней держались следы его пальцев в виде синяков, очень заметных, а сказал:

— Уарда, любимая моя, ты работаешь слишком много. Я сегодня сам постираю свои трусы.

Я терпеть не могла стирать трусы Али, потому что на них всегда оказывались пятна спермы и фекалий. Он не был чистоплотным, но его предложение обеспокоило меня. Я догадывалась, что тут что-то не так, и надеялась, что он снова исчезнет, прежде чем вытворит что-нибудь.

— Да защитит меня Аллах, — прошептала я.

На Али была джеллаба, стояла жара. Он, как тигр, ходил взад-вперед по внутреннему двору, туда-сюда. Туда-сюда. Затем он пошел в дом.

— Уарда, этот кассетный магнитофон не работает. Ты не могла бы посмотреть, что с ним?

Я знала, что это ловушка. Но у меня не было никаких шансов. Мы были дома одни. Если я не послушаюсь, Али побьет меня. Я быстро прошмыгнула в комнату, воткнула вилку магнитофона в розетку и хотела выскочить на улицу, но было уже слишком поздно. Али захлопнул дверь и закрыл ее на засов.

Я задрожала от страха.

— Чего ты хочешь? Выпусти меня на улицу!

Али сказал совершенно спокойно:

— Не бойся. Я просто засуну тебе в попку. Ты не потеряешь девственность. Никто об этом не узнает.

Почувствовав, как во мне нарастает ярость, я закричала: «На помощь!» — так громко, как только могла. Я ничего не видела вокруг, я видела только его, ненавидела и боялась его. Подскочив, я ударила кузена ногами в грудь. Вдруг у меня появились силы, такие силы, каких я еще никогда в себе не ощущала.

Али пошатнулся и упал. Я выскочила из комнаты, побежала через двор, затем по коридору к двери на улицу. И даже сегодня я уверена, что меня спас Аллах. Или мой ангел-хранитель. У меня появилась какая-то чужая сила внутри. Кто-то не хотел или что-то не хотело, чтобы я в этот день была изнасилована собственным двоюродным братом.

Я провела этот день на улице, мокрая после стирки, без обуви, до тех пор пока не вернулась Рабия. Тогда я смогла войти в дом снова под защитой своей сестры.

Тетя Зайна рассердилась:

— Почему ты не постирала белье?

— Али приставал ко мне. Он хотел меня изнасиловать.

Возмутились даже мои кузины:

— Вот свинья! Уарде ведь только тринадцать лет!

Однако на тетю Зайну это не произвело никакого впечатления.

— Ну и что? — сказала она. — Подумаешь! Значит, тогда бы он на тебе женился.

Она очень хотела женить своих сыновей на нас. Муна и Мустафа даже некоторое время были обручены. Тетка надеялась, что таким образом она сможет навсегда остаться в нашем доме, потому что мы были бы обязаны поселить здесь свекровь.

Экзорцизм

Али был вторым сыном моего дяди. Он очень рано начал употреблять наркотики, курил гашиш и шлялся по улицам Агадира. В пятнадцать лет он уже был постоянным посетителем дискотек для туристов и баров больших гостиниц. Он продавал свое тело мужчинам из других городов и стран, которые приезжали в наш город за однополой любовью.

Одним из его любовников был Жан-Клод из Люксембурга. Жан-Клод нам нравился. Приходя к нам домой, он приносил с собой пакеты, полные продуктов. Затем он шел вместе с Али в одну из комнат и позже выходил оттуда с красным лицом. Даже мне было понятно, что в этой комнате происходило что-то волнующее и запретное. Я заметила, что это случается лишь тогда, когда дяди Хасана нет дома. Как ни удивительно, но тетя Зайна позволяла Али и Жан-Клоду заниматься этим, хотя соседи уже давно шептались о них, а некоторые плевались, проходя мимо нашего дома. Я презирала тетку за то, что она ничего не предпринимает. Казалось, она потеряла всякую честь. За пару пакетов продуктов или за пару дирхамов она допускала, чтобы безбожные вещи обесчещивали дом моих родителей.