В конце совещания Остер спросил своих товарищей, что они думают об этом плане. И майор Хайнц сказал, что в этом проекте государственного переворота он не видит ничего, кроме «гарантированного способа самоубийства». Он подчеркнул, что если уж проводить такой переворот, то первым шагом должна быть физическая ликвидация Гитлера. «Живой Гитлер сильнее всех ваших дивизий». Это мнение в точности соответствовало сложившейся обстановке. Несмотря на это, майор Хайнц собрал такой ударный отряд из 30 офицеров, студентов и рабочих. В него вошли, в частности, граф Конрад Финкенштайн, Альбрехт Гюнтер из журнала «Дойчес фолькстум», казненный после 20 июля 1944 г. граф Ханс-Юрген Блюменталь, граф Хаубольд Айнзидель, капитан барон Тройш фон Буттлар-Бранденфельс, ставший впоследствии командиром батальона «Нахтигаль» Альбрехт Херцнер, командир роты полка «Бранденбург» обер-лейтенант Кнаак, офицер полка «Бранденбург» лейтенант Бистрик, а также студенческие вожаки Юнкер и Хоффманн[95].

Сразу после устранения тирана участники заговора вместе с младшими офицерами 9-го пехотного полка в Потсдаме и 1 го полка в Кёнигсберге должны были провозгласить принца Вильгельма Прусского наследником и «регентом рейха». Принц Вильгельм, старший сын кронпринца, был очень храбрым и честным офицером; он обладал всеми качествами, чтобы стать сначала ответственным регентом, а затем и конституционным монархом. Все это было обсуждено с принцем в начале августа 1938 г. в его резиденции в Кляйн-Обише[96]. Эта идея тлела до тех пор, пока принц Вильгельм не скончался в мае 1940 г. от полученных ран на Западном фронте.

В этой подготовке переворота сам Канарис участия не принимал, однако получал от Остера всю информацию. Правда, к этой идее он относился весьма скептически, понимая, что для переворота совершенно недостаточно сил и средств и что в результате Мюнхенского соглашения от 30 сентября 1938 г. у заговорщиков был отнят единственный весомый аргумент, а именно — обвинение Гитлера в том, что он затевает большую войну. Договоренность в Мюнхене о судьбе судетских немцев была в глазах Гитлера лишь компромиссом с Западом, за которым должно было последовать окончательное решение вопроса о Чехословакии. Уже 21 октября Гитлер отдал приказ, в котором говорилось о возможности «в любую минуту быть готовым разгромить остальную часть Чехии, если она начнет проводить враждебную Германии политику».

Год 1939-й был поначалу свидетелем дальнейших успехов Гитлера, которые почти с математической точностью выводились из того, что было достигнуто предыдущей осенью. Убедив словаков посулами особых преимуществ, а где и нажимом открыто порвать с Прагой, он добился провозглашения независимости Словакии и Закарпатской Украины, что случилось 14 марта 1939 г. В тот же день немецкие войска заняли Моравскую Остраву и Фридек. Страдавший тяжелым сердечным недугом чешский президент Гаха отправился в Берлин, чтобы спасти то, что еще можно было спасти. Там в ночь на 15 марта Гитлер и Геринг так его обработали, что он в конце концов согласился на включение Чехии в состав рейха в виде «Протектората Богемии и Моравии». А 15 марта немецкие войска вступили в Прагу. Таким образом, впервые оккупированной оказалась область, которую при всей фантазии никак нельзя было определить как «немецкую».

Аншлюс Австрии, Судетской области и оккупация остатков Чехии имели следствием различные организационные изменения, в том числе и в абвере. В Праге было создано местное отделение абвера, основными направлениями работы которого стали Восточная и Юго-Восточная Европа и Средиземноморье. Благодаря позиции Канариса, требовавшего от своих сотрудников проявлять сочувствие к оставшимся не у дел офицерам министерства национальной обороны ЧСР, к работе в абвере были привлечены несколько чешских офицеров. Однако после разгрома Германии выяснилось, что некоторые из принятых в абвер, а также часть вольнонаемного чешского персонала работали на противника[97].

Чешская тайная служба заблаговременно и тщательно уничтожила все собранные ею материалы еще до оккупации страны. Но и то, что сохранилось, не было обработано, поскольку для этого у референтуры отдела абвер-III F не было нужных специалистов. Тем не менее приобретенный в ходе оккупации опыт показал, что деятельность этой референтуры приносит успех лишь при наличии достаточного персонала, и прежде всего переводчиков. Дело идет еще лучше, когда этот «вольнонаемный» персонал принудительно переводится на положение военнослужащих. Поэтому в польской и французской военных кампаниях создавались так называемые «летучие группы абвера-III» для усиления борьбы со шпионажем.

В январе 1939 г. министр иностранных дел фон Риббентроп, будучи в Варшаве, предложил по поручению Гитлера польскому правительству в случае планируемой им экспансии на Украину прикрытие со стороны Германии, а взамен потребовал возвращения Данцига в состав рейха, а также признания экстерриториальности путей сообщения между Германией и Восточной Пруссией. Польский министр внешних сношений Бек решительно отклонил эти претензии. В ответ Гитлер, выступив 28 апреля с речью в рейхстаге, объявил германско-польский договор о ненападении от 1934 г. устаревшим. Три недели спустя Германия и Италия заключили военный союз о взаимопомощи на случай войны. Тем временем и британское правительство приняло меры, заключив в апреле с Польшей гарантийный договор оборонительного характера. При таких обстоятельствах Гитлер должен был усомниться в надежности своего военного союзника. И действительно, 3 июня в Берлин прибыл генерал Кабальеро с письмом от Муссолини, в котором говорилось, что Италии понадобится мирный период в течение не менее трех лет, до 1942 г. включительно, чтобы нормализовать обстановку в Ливии, Албании и Абиссинии (Эфиопии), а также отмобилизовать полумиллионную армию. В любом случае Италия была не способна вести большую войну.

Несмотря на это, Гитлер продолжал военные приготовления против Польши в убеждении, что западные демократии в конечном счете не пойдут на риск мировой войны. Однако уже 6 июля 1939 г. кардинал Мальоне по поручению папы Пия XII заявил послу Италии, что представители Франции и Англии нисколько не сомневаются в решимости своих народов вступить в войну в том случае, если Германия предпримет попытку разрешить территориальный спор с Польшей путем применения силы.

Между тем и абвер также получал донесения, из которых явствовало, что за вторжением немцев в Польшу незамедлительно последует объявление войны Англией и Францией[98]. Опираясь на эти материалы, Канарис попытался высказать свою точку зрения генералу Кейтелю. Но его доводы не произвели на того никакого впечатления. Он даже не счел нужным довести доклад шефа абвера до сведения Гитлера. Посему Канарис отказался от дальнейших попыток остановить безрассудство. Через итальянского военного атташе генерала Марраса адмирал добился получения недвусмысленного заявления Муссолини о том, что Италия не присоединится к Германии. Несколько дней спустя, 25 августа, в обостренной обстановке ожидания — быть или не быть войне — это заявление дуче было передано Гитлеру. Следует хотя бы кратко упомянуть о том, как это произошло и что это означало для военной разведки.