– Мы не знаем, где милорд Бладсворд, милорд Форест. Приказ нам был передан воребами больше цикла назад.

– Но почему? Как? Около двух циклов назад мы прибыли в Кнайфхелл. Тогда мы ещё ждали, пока нас соизволят впустить… – опешил Райан. Он обернулся к своим людям, им не нашлось что сказать, и лорд сжал кулаки. – Вы обязаны пропустить нас!

– Мне очень жаль, милорд, но при всём желании я не могу. Предполагаю, что похожая ситуация по всей границе. Я бы посоветовал вам отправляться в город и попробовать отправить вореба с посланием. Быть может, если вы переговорите с милордом Бладсвордом и попросите его, то он согласится вас пропустить…

– Мьелорд, вам подать завтрак?

Клейс коротко дёрнул головой в знак отрицания. Тратить лишнее время, тем более на еду, когда кусок не лез в горло, не хотелось.

Цом тем временем продолжал крутиться в покоях, мальчишка без устали и по нескольку раз перекладывал и поправлял стопки бумаг, проверял, нужно ли поменять свечи, поднимал их, вертел в руках, снова опускал, чтобы через несколько минут повторить весь процесс. Слуга курсировал от кровати к окну и обратно, он то смахивал пылинки со стула, то протирал рукавом дверь.

Регент отчётливо чувствовал на себе взгляд юноши.

– Если тебя что-то тревожит, то говори прямо, Цом. У меня нет желания, сил и времени, чтобы уговаривать тебя поделиться горестями и допытываться, зачем ты меня усиленно разглядываешь. Что-то случилось и тебе нужна помощь? Тебя кто-то оскорбил?

– Меня никто не обзывает, нет-нет… Мьелорд, вы не едите как надобно ж. Совсем тощим стали, вон всё болтается. – Слуга, не выучившийся ещё до конца манерам, указал пальцем на Клейса.

Мужчина был не согласен с простолюдином, ел он вполне достаточно, исправно оттачивал мастерство ведения ближнего и дальнего боя и не забывал думать о своём здоровье. Когда не наваливалось иных дел. Цом имел иное мнение.

– Не едите, а так нельзя! Лекари вашные не зря говорят – без еды сил не будет. А вы же и не спите-то. Я свечи ж вам сменяю-сменяю, а вы ж всё читаете да пишете. И по ночам…

– Твоя трогательная забота меня, безусловно, радует, хоть и несколько смущает, однако сейчас мне не до сна и завтраков. Полный мир болванов и упрямцев, которые не желают думать, скоро сведёт меня в могилу.

– Вас обижают, мьелорд?

Верный слуга всё воспринимал по-своему, иногда по-детски, но более искреннего человека в Санфелле было не сыскать. Разве что сир Аквуен, давний приятель Гийера, по наследству перешедший к Клейсу. Тордж умел скрывать истинные чувства несколько лучше.

На лице юноши, навсегда отмеченном шрамами, переживания отражались столь отчётливо, что против воли губы регента растянулись в улыбке.

– Можно сказать и так, Цом.

– Мьелорд, а вам нравится, когда вас обижают?

– Разумеется, нет.

– Мьелорд, а с чего же вы дозволяете им-то? Вы же ж посильнее даже старосты-то будете, да даже лорда-то любого. Сильнее, и сидите вот здеся. – Слуга указал вверх, на потолок, а потом вниз. Поскольку регент продолжал молча смотреть на него, он соизволил дополнить. – В замке. Здеся, в главном этом, городе, всех земель. Вы ж отсюда всем показать можете!

– Если бы всё было так легко…

– А чего сложного-то? У нас староста, ежель злился, вот такой кулак под нос всем совал. Нам хватало. А если не хватало, то розгами, розгами. Нашего старосту никто не обижал. Мьелорд. – Цом иногда вспоминал, что должен вести себя соответствующе и поспешил поклониться, чуть не опрокинув стул, стоящий рядом.

Советники не могли помочь Его Высочеству решить, что следует делать со всем происходящим. Требовалось действовать аккуратно, деликатно, решать всё мирно и раз за разом пытаться достучаться до всех участвующих в балагане лордов… Клейс слушал стариков, как когда-то слушал их Гийер Старскай. Защитник принца находил всё новые слова для писем, выслушивал жалобы, всегда старался быть или хотя бы казаться понимающим и сочувствующим. Таким, каким его ожидали увидеть. Не ошибаться и продолжать тянуть на себе весь груз.

Удивительно, но Цом заставил его задуматься. Уставший от рутины и свалившихся на него забот, приправленных горем от потери ближайшего друга, Клейс и раньше осознавал свою силу и власть, но повторяющиеся изо дня в день дела и непрекращающийся поток неприятностей словно мешали этим мыслям оформиться в его голове. Правил именно он, пусть и от имени короля и ради его будущего. Каждый думал, что Форест использует своё положение, находит для себя выгоду, хотя тот лишь действовал на благо Ферстленда и проживающих в Новых Землях, решал проблемы, вёл борьбу с Культом Первых, и что в итоге?

По какой-то необъяснимой причине должен был ещё терпеть неуважение к себе и продолжать раз за разом пресмыкаться? Для чего? Лишь для того, чтобы разрешить распри по-доброму, без кровопролитий и бунтов? Восстания не желали утихать и при добродушном регенте, мелкие стычки, кровопролития и даже масштабная война – всё это уже происходит. Быть может, виной тому и правда стала мягкотелость наставника принца Аурона?

В конце концов, лорд Форест давно показал себя как человек, способный держать слово и выполнять данные обещания. Не имеет значения, кому именно он их дал – простолюдинам или правителям Великих Династий. Да, пока мужчине приходилось воплощать в жизнь лишь приговоры в отношении переступивших грань простолюдинов, которые позволили себе портить жизнь всему королевству, и лишь единожды в отношении лорда Пилха Хэйтхарта, посмевшего не только шпионить и вынюхивать про настоящего принца и Лжеаурона, но ещё и шантажировать Его Высочество. Тогда Клейс не стал терпеть, и молвы о подкидыше на троне до сих пор не было. Семью Пилха тоже знатно проредили, чтобы избежать лишних проблем. Разумеется, лорды, леди и приятели отправлялись к Богам под самыми разными благовидными предлогами в течение некоторого промежутка времени. С тех пор не появлялось нового смельчака, готового лезть в дела короля.

Быть может, жестокость порой бывает полезнее мудрости?

Король Гийер был справедлив, за что и получил своё прозвище. Но он мог быть жёстким, резким и непреклонным, если требовалось. В его первые годы правления, когда Фалин Добрый только пропал и все верили в возвращение, королю пришлось приструнить очень многих и день за днём отвоёвывать своё право занимать трон. Поначалу его невзлюбили, обвиняли в покушении на собственного отца, однако потом король показал себя. Доказал, что Старскаи по-прежнему имеют все права называться правителями и не допустят неповиновения и беспочвенного осуждения.

Клейс был более раскрепощён в этом плане – его в принципе не интересовало ничьё мнение. Разве что для честолюбия он порой узнавал, что же о нём думают и за кувшином-другим вина обсуждал особо занимательные истории с Торджем.

Совершать ошибки друг Гийера опасался лишь из-за того, что понимал, как это может отразиться на королевстве и Ауроне. Да, Клейса не волновало, какую молву распространяют о нём, и потому лорд мог позволить себе делать всё, что считал нужным. В конце концов, Форест считался главой Ферстленда и Новых Земель до коронации Аурона Старская, хоть и неустанно повторял, что находится на своём месте с одной-единственной целью – чтобы через три года сыну друга, живому, здоровому и обученному, было кем и чем править.